Соединенные Штаты России 3 - Полина Ром

— Тогда пойдём, — сказал Рим, спускаясь по ступенькам. — Но на собрание тебя, скорее всего, не пустят.

— Ничего, — ответила Фифа, осторожно спускаясь следом. — Зато Кремль изнутри посмотрю. Спасибо за приключение, Рим.

Феофана и повозки уже не было. Зато стояла карета, присланная из Кремля. Двое молодцев в кафтанах открыли дверцу и поклонились в пояс, приветствуя князя. Рим, нарушив приличия, пропустил вперед Анжелу, а затем забрался следом. Неважно, что подумают слуги, у Рима и так хватало хлопот, чтобы еще разбираться, кто тут кравчий, кто сокольничий, кто окольничий, а кто постельничий. При своей работе мужики наверняка видели и не такое.

Карета плавно тронулась, погружая их в мягкую тряску. Фифа, прильнув к окну, с восторгом рассматривала пейзаж города. Рим же, напротив, сидел напряжённо, собираясь с мыслями. В памяти всплывали наставления Скрипа — не перебивать, не спорить, даже если кажется, что несётся полная чушь, смотреть в глаза, но не в упор, пасть на колени и не обращаться внимание на обращения. И самое главное — помнить, что любое неосторожное слово или жест может стоить головы.

— Погуляй пока, — сказал Рим, когда карета остановилась. — Далеко не уходи.

— Не пропаду, — ответила Анжела. — Ни пуха, Андрей.

— К черту, — от души отозвался новоявленный князь, выходя из кареты.

Площадь оказалась тесной и простой. Стены, башни, колокол, колодец. Рим понял, что осматривает место стратегически, как солдат, а не как князь. Вряд ли что-то могло ему угрожать. Разве что казематы с кольями или что-нибудь пострашнее. Если здесь сохранились князья, то могла сохраниться и опричнина. А вдруг жив какой-нибудь Малюта Скуратов?

К Риму вышел местный «дворецкий». Рим не узнал его одежду, но по осанке и взгляду понял, кто перед ним.

— Прошу за мной, княже, — церемонно, с поклоном, сказал мужик.

Разумовский решил не отставать. Ближний слуга, насколько помнил Рим, был по сану выше боярина и мог управлять несколькими городами или даже волостью. Дураков на таких местах не держат. Значит…

Значит, нельзя показывать, что он здесь впервые. Настоящий Андрей Разумовский наверняка тут бывал, так что не стоит двойнику глазеть на массивную кладку, яркую роспись стен и дизайн ступенек.

В этом месте титул князя не имеет особого веса. В Ладоге ему бы отдали любую девку и выполнили бы любой приказ. Здесь же опальные князья быстро могли понять, что их не сложно менять каждый год.

Поэтому, идя по узким коридорам, Рим запоминал пути отхода. Если он впадет в немилость у царя, лучше не возвращаться в Ладогу, чтобы не подвергать опасности остальных.

Слуга распахнул двери, вошел боком и привычно поклонился в пояс, громогласно объявив:

— Князь Новгородский Разумовский Андрей!

Рим, склонив голову из-за низкого потолка, вошел внутрь и тут же, упав на колени, коснулся лбом прохладного каменного пола, ощущая, как в висках стучит кровь.

«Так надо, так надо», — твердил он себе, вспоминая слова Скрипа: перед царем преклоняют колени, царь — помазанник Божий, его воля — закон. Он оставался в таком положении, пока не услышал властный голос:

— Поднимайся, Андрейка.

— Приветствую тебя, великий царь, — отчеканил Рим, разглядывая трон и человека на нём.

Федор Иоаннович был словно не от мира сего. Ни мантия, ни скипетр не могли скрыть тщедушности, болезненности, скучающего вида и полного отсутствия харизмы. Зато шапку Мономаха Рим узнал бы даже во сне.

Мощную фигуру рядом с троном Андрей опознал сразу: Борис Годунов был внушительным. Величия его бородатому облику придавала медвежья шкура на плечах, не скрывавшая мускулов. А внимательный взгляд исподлобья мог принадлежать и деспоту, и любящему отцу. Взгляд Годунова был полон жесткости и интереса.

На визит князя из Новгорода никто особо не обратил внимания. Сидели на широких скамьях вдоль стен бояре и другие князья, кто-то даже кивнул вновь прибывшему, но в основном или шептались тихо о своем, или же преданно глазели на государя. Рим успокоился, увидев, что кто-то кивает ему, как старому знакомому. Похоже, новгородского князя сейчас признали. Уже легче…

Андрей сел на свободное место, приняв естественную и удобную позу, опираясь на колено, чуть повернувшись плечом к царю.

Царь молчал, поглощенный, казалось, созерцанием собственных рук. Годунов же не сводил глаз с Рима, прожигая его испытующим взглядом. Князь постарался не выдать волнения и тоже посмотрел на Годунова с прямой, но сдержанной учтивостью.

«Не сломить», — подумал он, вспоминая наставления Скрипа. «С ним нужно говорить как с равным, хоть и с почтением».

Наконец, Борис Годунов заговорил:

— Чего молчишь, князь Андрей из Новгорода? Рассказывай, как дела на твоих землях.

Разумовский встрепенулся. Он не ожидал, что ему придется говорить сразу, а хотел сначала послушать, поймать ритм и стиль речи. Но импровизировать не пришлось, потому что за девять дней болтанки в повозке Рим определился со своими вопросами.

— Обстановка, как обычно перед наступлением холодов, вполне сносная, боярин, — уверенно произнес Рим. — Объездил я земли Новгородские, остановился в Ладоге. Шведские отряды бесчинствуют, по-прежнему удерживают Копорье. Нас невзлюбили.

Услышав о шведах, царь Федор еще больше помрачнел и поскучнел лицом, и Рим сразу понял, что на него рассчитывать не стоит. Стало ясно, что этот человек не принимает здесь никаких решений.

Зато Годунов — совсем другое дело. Глядя Андрею прямо в глаза, он дважды моргнул и увёл взгляд в сторону, словно показывая — разговор будет в другое время и в другом месте. Не при всех.

В зале повисла напряженная тишина. Князья и бояре, до этого момента поглощенные своими разговорами, теперь внимательно слушали каждое слово. Рим почувствовал на себе десятки изучающих взглядов. Он старался не выдать своего смущения, сохраняя невозмутимое выражение лица и даже приопустил веки, стараясь ни с кем не встречаться взглядами. Слушал, что спрашивают у других князей, мотал на ус: здесь просто «показательные выступления». Все будет решать Годунов, только после, в приватной беседе с каждым.

По окончания официальной части приема, когда государь Федор покинул палаты, а большая часть свиты начала расходиться, Годунов жестом остановил Разумовского.

— Князь Андрей, останься, поговорить надобно, — произнес он властным тоном, не терпящим возражений.

Бояре, переглянувшись, поспешили удалиться, оставляя двоих политических тяжеловесов наедине.

Борис повел Разумовского в отдельную комнату, убранную скромнее, чем царские палаты, но все еще демонстрирующую достаток. Тяжелые дубовые столы, с покрытыми резными узорами ножками, лавки с бархатной обивкой и огромный иноземный камин, в котором весело потрескивали дрова, создавали атмосферу уюта и делового настроя.

— Итак, князь, — начал Годунов, усаживаясь в обитое бархатом кресло напротив Разумовского, — ты прибыли в Москву с жалобой на