Двойник короля 14 - Артемий Скабер

Генерал явно планировал что-то масштабное — игру на самом верху.

— Вершить историю, — выпил князь и затянулся сигаретой. — Буди своего головастика, пусть подключается. Нужно всё это хорошо обставить, чтобы комар носа не подточил.

Глава 12

Ростовский ушёл.

Я сидел на краю кровати и смотрел на закрытую дверь. В камере повисла тишина, которая давила на плечи.

Сюсюкин склонился над бумагами. Писал что-то, зачёркивал, снова писал, рука его дрожала, а карандаш скрипел по листу.

Мы не спали всю ночь. После ухода князя работали до утра, обсуждали каждый пункт, каждую формулировку. То, что предложил Ростовский, было… безумием. За последние… Да вроде никто такого не делал. Это дерзко до невозможности.

Я потёр лицо руками. Глаза горели от усталости, веки стали тяжёлыми, как свинец, в голове стучало. Но спать не хотелось, слишком много мыслей крутилось в башке.

Если всё получится… Жизнь изменится полностью. С другой стороны, если провалимся… Тогда конец.

— Готово, — хрипло сказал Сюсюкин.

Он поднял голову от бумаг. Лицо его было серым от усталости, очки съехали на кончик носа. Глаза красные, воспалённые, прям как у меня. Губы потрескались. Выглядел он так, словно неделю не спал.

— Что готово? — спросил я.

— Обоснование, — адвокат поправил очки. — Юридическая база — ссылки на законы, прецеденты. Всё по правилам.

Он протянул мне исписанные листы. Я посмотрел между строк: вставки, исправления, дополнения. Работа выглядела, как конспект сумасшедшего учёного. Пробежался глазами по тексту. Закон императора Петра Шестого, статья о нарушении пакта воинской службы. И ещё много чего. Всё было правильно, юридически безупречно. Если Сюсюкин не ошибся в деталях, то у нас есть шанс.

— Уверены в законах? — уточнил я.

— Абсолютно, — кивнул адвокат. — Перепроверил три раза. Эти законы никто не отменял, просто ими не пользовались столетиями.

— Почему?

— Кому это нужно? — пожал плечами Сюсюкин. — Земельные аристократы и так живут неплохо. Зачем рисковать всем?

Я отложил бумаги и встал, прошёлся по камере, разминая утомлённое и затёкшее тело. Голова настолько устала, что эмоций никаких не осталось.

— Боитесь? — спросил я, не оборачиваясь.

— Да, — честно ответил Сюсюкин. — Очень боюсь. Но не за себя.

— За что тогда?

— За то, что подведу вас. Что не смогу правильно подать аргументы, что заикание помешает в самый важный момент.

Я повернулся к нему. Адвокат сидел, сгорбившись. Руки сжаты в кулаки, на лице написано напряжение.

— Эдуард Эдикович, — сказал спокойно. — Вчера вы поставили на место судью и обвинителя, заставили их плясать под вашу дудку. Думаете, сегодня будет хуже?

— Сегодня ставки выше, — пробормотал он. — Вчера мы просто защищались, а теперь… Теперь потребуем невозможного.

— Ростовский не стал бы предлагать, если бы не был уверен.

— Князь рискует меньше нашего, — напомнил Сюсюкин. — А вот вы… Если проиграем, вас казнят. К обвинениям добавится столько статей, что бери любую для исполнения приговора.

— Этого не произойдёт, — улыбнулся в ответ.

— Вы так уверены? — адвокат взглянул на меня с надеждой.

— Абсолютно…

Уже есть несколько стратегий действий на крайний случай.

— Пора, — сказал я, услышав далёкие шаги в коридоре.

Похоже, заседание скоро начнётся. Нужно собираться.

Сюсюкин стал складывать бумаги в папку. Движения его были нервные, торопливые. Несколько раз он ронял документы, поднимал, снова ронял. Руки тряслись сильнее обычного.

— Успокойтесь, — сказал я. — Глубокий вдох.

Адвокат послушался. Вдохнул, задержал дыхание, выдохнул, повторил несколько раз. Дрожь в руках стала меньше.

— Мы готовы, — сказал я уверенно. — У нас есть план, есть доказательства, есть поддержка. Что ещё нужно?

— Удача, — хрипло ответил Сюсюкин.

— Удача — для слабых, — усмехнулся я. — А мы просто сделаем свою работу.

Шаги в коридоре послышались отчётливее — тяжёлые, мерные. Они приближались к нашей камере. Ключи зазвенели в замке.

— Господа, время, — сказал охранник, открывая дверь.

Я взял пиджак с крючка, надел, поправил воротник. Сюсюкин схватил папку с документами, прижал к груди. Мы обменялись взглядами — долгими, молчаливыми. В его глазах читались страх и решимость одновременно, а в моих — пустота. Что-то высадила меня эта столица… Кивнул ему. Он кивнул в ответ. Пора.

Мы вышли в коридор. Охранник запер дверь за нами. щёлкнул замок. Звук раздался как последняя точка в этом деле.

Коридор тянулся длинной серой лентой — каменные стены, тусклое освещение, запах сырости и казённой еды. Наши шаги гулко отдавались от сводов.

— Граф, — тихо сказал Сюсюкин, когда мы шли. — Что бы ни случилось… Спасибо! За то, что поверили в меня. За шанс доказать, на что я способен.

— Ещё рано для прощальных речей, — хмыкнул я. — Сначала выиграем.

— А если не выиграем?

— Тогда вы скажете эти слова на эшафоте, — пошутил.

Сюсюкин дёрнулся, но потом тоже усмехнулся. Чёрный юмор помогал справиться с напряжением.

Мы дошли до зала суда. Массивные дубовые двери уже были открыты, изнутри доносился гул голосов. Сегодня народу собралось больше, чем вчера. Слухи разошлись по городу, все хотели посмотреть на суд века.

— Вы готовы, господин граф? — спросил охранник.

Я выпрямил плечи, поднял подбородок. В глазах зажёгся привычный огонёк — тот самый, который появлялся перед каждой битвой.

— Готов, — сказал я твёрдо. — Уже давно.

Мы вошли в зал и направились к нашему столу. На ходу яокинул взглядом помещение: все места для зрителей заняты. В первых рядах сидели люди в дорогих костюмах — столичная знать, которая прибыла поглазеть на скандальный процесс. Дальше расположились чиновники помельче, журналисты, просто любопытные.

Воздух был густым. Пахло дорогой парфюмерией, потом и волнением. Разговоры велись приглушённо, но их было так много, что в зале стоял постоянный гул.

— Тише! — рявкнул судебный пристав. — Встать! Суд идёт!

Гул мгновенно стих. Все поднялись со своих мест. Я тоже встал, Сюсюкин стоял рядом со мной.

В зал вошёл судья. Тот же мужик в чёрной мантии, что и вчера, но сегодня он выглядел ещё более торжественно. Мантия была новой, отглаженной до блеска. Золотые нашивки сверкали в свете люстр. Даже походка стала более величественной.

Мужик поднялся на своё возвышение, сел в кресло. Взмахнул рукой — разрешение садиться.

— Сегодня, — начал он голосом, который