Лилит - Никки Мармери

Вместе они собирались проповедовать утраченную мудрость Богини – Софии, как Ее называли в тех местах. Послание о любви, сострадании, ненасилии, уважении к миру и равенстве.

– О чем он спросил тебя? – однажды решилась поинтересоваться я, когда мы сделали передышку в работе.

– А? – Мариам остановилась посреди сада, не открывая глаз и наслаждаясь теплом лучей заходящего солнца.

– В тот день, когда вы познакомились, – пояснила я как можно беспечнее. – С каким вопросом он вернулся к тебе?

Она улыбнулась.

– Он задал очень смешной вопрос, учитывая, что произошло потом. Он спросил: «Кто я?»

– И?

– Что «и»?

– Что ты ответила?

– Пока Иешуа говорил, я увидела, как он преобразился. Засиял ослепительный свет. Выросло обильное плодами дерево и укрыло его своей тенью, а на ветвях уселась голубка. Я сказала Иешуа, что вижу: он дитя Святой Матери. Он послан мне, и нам предстоят великие труды.

* * *

Когда лето прошло и стаи ибисов поднялись на крыло, мы вышли на пыльные улицы Дамаска. Мариам скрыла лицо под густой вуалью. На рынке мы выбрали сундучок из крепкого дуба с увесистым железным замком. Вернувшись в сад Иоанны, пророчица вырезала по дереву узоры: переплетающиеся лозы и листья; ветви, гнущиеся под тяжестью гранатов; ласковый теленок, щиплющий листву.

– Ты заполнишь сундучок моими свитками и книгами, – произнесла она, не отрывая глаз от резца, – и сохранишь их. Береги мои слова, пока они не будут услышаны.

– А ты?

– Конец близится. Я вернусь в Иерусалим.

Мне вспомнилось наглое лицо иудейского предводителя, освещенное пламенем в пещере.

– Но те мужчины, что разыскивают тебя… Разве они не в Иерусалиме?

– Пусть получат меня! Смерть дает крылья некоторым идеям. – Она выгнула бровь. – Я такое уже видела.

Не знаю, откуда Мариам пришла такая идея. Наверное, с неба, как дар от ибисов, улетавших на зиму в Египет.

Я схватила ее тонкое запястье.

– Нет! Идем со мной! Те мужчины, которых ты боишься, которые преследуют тебя, которые проповедуют на рынках… Почему бы тебе – нам – не поступать так же? Твои слова чисты. Пусть их услышат все народы. Прямо сейчас!

– Думаешь, я не пыталась? – скривилась пророчица. – А чем, по-твоему, я занималась вместе с Иешуа? Мы проповедовали вместе. Нужно сказать, очень успешно. До тех пор, пока… – Она умолкла и провела пальцем по лозе, вырезанной вдоль края сундучка.

– Пока что?

– Прошлой ночью мне снилось, что на рынке я купила полный сосуд зерна. Пока я шла домой, ручка отломилась, и зерно стало высыпаться на землю. Я не замечала этого, пока не вернулась домой и не обнаружила, что сосуд пуст.

– Твой сосуд не пуст!

– Возможно. Но он больше и не полон. Я видела, что бывает, когда женщины отваживаются взять власть. Поэтому Иешуа и был послан мне. Голос у него слаще меда. Он мог убедить человека пройти сквозь огонь.

– У тебя тоже есть сила.

– Нет. Этим людям не нужно то, что предлагаю я, что мы с Иешуа показывали им. Они предпочли привлекательную ложь нашей правде.

– Какую ложь?

– Всю! Прощение, искупление. Я не могу дать им это, потому что нечего прощать, нет греха, требующего искупления. Добро и зло находятся не вокруг нас, они уживаются вместе внутри человека. Я не могу предложить вечную жизнь. Эти новые последователи, которые говорят от имени Иешуа, рассказывают о грядущем мире, в котором нам не нужны будут смертные тела; что они – лишь тюрьмы, удерживающие нас. Нет! Это мужские выдумки. Женское тело привязывает его обладательницу к земле. Мы неразрывны с этой жизнью, с ее радостями и печалями. Циклы наших тел подобны циклам времен года, мы истекаем кровью каждую луну. Мы вынашиваем детей, как земля вынашивает свои плоды. Мы не можем жить вечно! Это противоестественно, неправильно. Но именно этого и хотят все люди.

– Разве? Разве они не хотят свободы от осуждения, от тирании? Разве они не хотят спокойного понимания, что мы здесь уже в раю? Что мы часть этой земли и однажды вернемся в нее, но наши дети будут жить дальше.

– Вот поэтому ты и должна подождать, – огрызнулась Мариам. – Тебе придется хранить мои слова до тех пор, пока мир не будет готов их услышать, когда свобода, место на этой земле – все как ты говоришь – станут желанными. Даже необходимыми.

Из окна верхнего этажа за нами наблюдала Иоанна. Обычное выражение еле скрываемого презрения исчезло с ее лица. Она положила руку на раму. Насколько же старше, изможденнее она вдруг показалась в сравнении с Мариам. Над головой раздавались прощальные крики последних ибисов.

– Сделай одолжение, Мариам, – попросила я. – Я приведу тебя в Иерусалим до весенних дождей. Но сначала сделаем небольшой крюк. Не трать попусту единственную жизнь. Что ты теряешь?

В жизни не встречала такой упрямицы, как Мариам. Она не ответила и вернулась к работе: из кожаного чехла с инструментами выбрала тонкий резец и поправила изгиб тяжелой, усыпанной плодами ветви. Но пророчица и не отказалась. Я уже знала ее достаточно хорошо, чтобы принять это как согласие.

* * *

Мы распрощались с Иоанной на следующее утро. Сестры обнялись, но только у старшей в глазах стояли слезы. Мы оставили сундучок, полный свитков и книг со всеми нашими трудами, на ее попечение. Я обещала вернуться за ним.

– А ты, сестра? – дрогнувшим голосом спросила Иоанна. – Ты вернешься?

– У пророка не может быть ни сестры, ни матери, ни брата, – ответила Мариам. – Больше не думай обо мне. Для тебя я теперь мертва.

Когда дверь захлопнулась прямо у нее перед носом, Мариам отшатнулась, словно удивившись.

Обычные уловки

– Что за ерунда? – спросила я, как только мы оказались за стенами Дамаска.

Мы двигались на север мимо пушистых тамарисков и высоких камышей, росших вдоль быстрой реки.

– Ты о чем?

– Об этой чуши, будто у тебя не может быть сестры.

– У меня нет сестры.

– Иоанна заботилась о тебе больше трех месяцев! Кормила, одевала, берегла. Зачем ты отреклась от нее?

– Я старалась быть доброй.

– Доброй?! Ты не понимаешь значения этого слова!

Я обошла желтых крабов, суетившихся на берегу. Из воды подняла голову черепаха, потом вернулась на глубину.

– Я скоро умру, – сказала Мариам, поглощая фисташковый пирог, который дала ей в дорогу Иоанна. – Ей лучше забыть меня сейчас: так она будет меньше скорбеть. – Она слизнула крошки с пальцев. – Да и все равно ты ничего не понимаешь. Я так сказала, потому что она мне не сестра.

– Ну хватит уже.

– Она моя мать. – Мариам улыбнулась, увидев