Отцовский трон - Наиль Эдуардович Выборнов

себе оставить, да еще три десятка продать, то это много серебра окажется. И мне хватит, и дружинникам, пусть и по чуть-чуть. А почему бы и нет в самом деле? Те лошади, на которых девки Анастасии ехали, теперь заводными пойдут, а если ещё два десятка взять, то, почитай, у каждого по заводному коню будет. Чем плохо?

Да ничем не плохо, кормить разве что надо. Но овес могут и парни в Одессе купить, в конце концов, он не так дорог должен сейчас быть. Все ведь наверняка от прошлогоднего зерна сейчас избавляются, скоро же жатва. Цены на еду наверняка подскочили, из-за того, что там караван собирали, а вот на овес должна была прежняя цена остаться.

– Спасибо! – снова проговорил я.

– Да за что спасибо, это я тебе благодарен за то, что людей спас и крымчан добил, – ответил воевода. – Только в следующий раз ты лучше, если идея какая-то придет в голову, ко мне подойди сперва. Мы ведь тоже бой иначе вели бы, если бы знали, что у нас засадный полк спрятан.

– Хорошо, в следующий раз обязательно подойду, – ответил я, сам подумав, что больше на рожон ни за что не полезу.

С одной стороны, да, это полезно получилось, и силу дружины своей показал, и сам не дураком выставился, да и добычу кое-какую захватил. С другой, я понимал, что в следующий раз нас уже попытаются использовать так, как это будет удобно самому Ивану. А это уже чревато потерями.

– Смотри, – вдруг проговорил Иван, указав куда-то в сторону простирающейся перед нами равнины. – Едут.

Я пригляделся и увидел, что с той стороны действительно возвращается отряд конных воинов. Причем воинов было около трех десятков, да еще десяток свободных лошадей. Видимо, и им удалось взять трофеи. Ну и правильно, чего зазря лошадок губить, их ведь без хозяев все равно ничего хорошего не ждет: либо волки догонят, да зарежут, либо еще какие дикие звери. А то и люди тоже могут попытаться поймать, конинку-то все уважают, а одичавшую лошадь уже обратно под седло все равно не приведешь.

Приглядевшись, я увидел во главе отряда боярина Луку, как всегда спокойного. Поймав мой взгляд, он кивнул мне, слегка тряхнув чубом. Похоже, что все было в порядке.

– Этих лошадей тоже себе забери, – сказал тем временем Иван. – Это уже ваша добыча полностью, и я на нее претендовать не могу.

– Спасибо, – снова кивнул я.

Нет, точно придется отправлять своих куда-нибудь в Одессу, чтобы лишних лошадей продать. Столько нам не прокормить, овса-то мы не брали на такое большое количество народа.

Впрочем, как оказалось, боярин Лука привез не только лошадей. К спине одной из них был привязан крымчанин в кожаных сапогах, достаточно богатой одежде, и даже в настоящем пластинчатом доспехе поверх нее. Оружие у него естественно отобрали, да еще и побили похоже, потому что под глазом этого самого крымчанина был виден большой синяк. Впрочем, глядел он все равно дерзко.

– Что, Лука Филиппович, поймали? – спросил я у своего ближника, когда они подъехали поближе.

– Да, – спокойно ответил боярин Лука. – У них лошади уставшие были, а у нас свежие. Догнали, да порубили всех под корень. А этого, в самом богатом доспехе, я приказал живьем брать, его арканом из седла выдернули, этой же веревкой связали, да к седлу приторочили. Тебе вот, Иван, привез, на случай, если тебе допросить его захочется.

– Можно и допросить, почему бы и нет, – степенно ответил Иван. – Расскажет, как у них там в Крыму дела, много ли еще людей собираются в эти земли заявиться, и много ли людей в набеги на Кубань ушли.

Пленный только что-то промычал. Ну да, еще бы, рот-то ему завязали, видимо, чтобы не орал и не привлекал к отряду чужого внимания. Нет, все-таки боярин Лука дело знает, даже этим озаботился. Хорошо, что на моей стороне такой воин, ничего не скажешь.

– Он ведь уже знает, что мы, после того, как Херсон возьмем, в Крым наведаться собираемся? – будто и не заметив этого, продолжил Резаное Ухо. – И что нам проводники понадобятся. А если он не согласен в проводниках идти, то мы его быстро убьем, но больно. Так, чтобы в крепости тоже слышали, как мы его убиваем.

– Степан! – крикнул я одному из новиков. – Собери наших, да езжай к стаду, ну и этих лошадей туда отгоните. А потом стадо ведите в лагерь. Позже от Ивана придут, два десятка лошадей им отдашь, только смотри не наших, а тех, что добычей взяли. А остальные нам остаются.

– С ними езжайте, – приказал своим боярин Лука. – Мы позже подъедем, как разговор закончим.

Дружинники тут же принялись выполнять приказы, так что скоро у пленного остались только мы с боярином Лукой, Петр, который решился остаться со мной, да сам Иван Резаное Ухо.

– Зачем проводников из местных-то брать? – спросил я у Ивана. – Не лучше ли кого-нибудь из купцов взять, кто торговать ездил в те места и знает, что там и как. Можно даже не самого купца, а кого-нибудь из прислуги или из охраны купеческой. А местного в проводники брать, это только беду на себя навести. Он ведь наверняка завести куда-нибудь не туда войско попытается, или еще что-нибудь удумает.

– А что ты предлагаешь тогда? – нахмурился Иван Резаное Ухо.

– Так давай соберем раненых из крымчан, кто еще на тот свет не отправился, да вот этого возьмем. Выведем их к городу так, чтобы с крепостной стены видно было, а потом убьем всех? Пусть крымчане посмотрят, что мы с ними сделаем, когда они в наши руки попадутся. Ну и за девок Анастасии рассчитаемся заодно.

– Недоброе ты задумал, – вдруг заговорил Петр, который уже успел спешиться и стоял чуть в стороне от меня. – Не нужно этого делать. Крымчане разъяриться могут, да горожан из тех, что в крепости у них, поубивать. А этого никому из нас не нужно.

– Поддерживаю, – кивнул Лука Филиппович. – Этих поубивать можно, конечно, но лучше это вдали от крепости делать. Хотя бы потому, что тащить их к городу долго и тяжело будет, надо своих раненых вытаскивать, да добычу, а не крымчан. А вот этого вот, которого мы поймали, вполне можно и прикончить на виду у всех. Если он помогать не согласиться, конечно.

– Есть у меня человек, который это сделать может, – кивнул воевода. – Палач бывший, который в наемники пошел. Лицо и сердце у этого мужика из камня, удовольствия никакого он не получает от своей работы, но мучить