Ключи петроградские. Путь в академию - Мелалика Невинная

– Из чего это следует, ну, что ложа не хочет устранять ректора? – на всякий случай уточнила я.

– Из слов представителя ложи, – отозвался он. – Если они велели Семенову разбираться «с тем», видимо с ректором, самому, значит, им он важен меньше, чем новый потенциальный Великий Архитектор, то есть ты.

– Как они вообще обо мне узнали?! – воскликнула я.

– Я уже говорил тебе, как можно узнать, – фыркнул ворон. – Кроме того, возможно, Семенов и кто-то из его окружения докладывают им обо всех абитуриентах и студентах с выдающимися способностями, с необычными способностями. Этого я тоже исключить не могу. Ложа давно пасется вокруг академии, так что путей узнать может быть масса, причем большинство из них неисповедимы. Ты представляла собой довольно интересный случай, о тебе могли сообщить, а там ложа и свои вычисления могла подтянуть. Доподлинно мы с тобой, конечно, это вряд ли узнаем, но факт остается фактом: ложа в курсе, что ты есть, а Семенов должен сделать все, чтобы ты не поступила. Вариантов решения этой задачи у нас мало, буквально один-единственный.

– Я боюсь, – честно призналась я, а когда ворон посмотрел на меня с удивлением, пояснила: – Я боюсь за ректора. Мне почему-то кажется, что, стоит ему только появиться, с ним произойдет что-то плохое. Его арестуют, в него будут стрелять, проклятье какое-нибудь навесят.

– Это все я виноват, – проворчал пернатый, забираясь мне на колени, – напугал тебя историями… Ну что с ним, скажи, произойдет? Он Афган прошел, он девяностые прошел, он развод со звездой пережил, в конце-то концов!

– Слушай, птиц, – я обняла его и прижала к себе, – а ведь это получается, что он пережил и травлю? Если об этом разводе писали все газеты, значит, имя ректора кто и как только не полоскал, верно?

– Было дело, – бросил тот, точно не желая об этом говорить.

– Афган прошел, развод прошел, – повторила я, – а в Великие Архитекторы не пошел… Понял, что не пройдет?

– Нет, – отрезал ворон, – он и это прошел бы, но цена была бы слишком высока. За такую цену проще было отказаться.

– И все же, что от него хотел город? А что хотела ложа? Что предлагали взамен? Ты мне сам говорил, что это не секрет.

Хотя ты же потом утверждал, что разговаривать с городом было некогда, а ложу он спускал с лестницы, додумала я, но вслух произносить не стала.

– Ложа пыталась предложить разное: от возвращения ректору жены до более высокого поста, – внезапно покладисто ответил мой фамильяр, – но всегда получала один и тот же ответ: нет. А хотели они по большому счету одного – чтобы он продался им за эти плюшки. Знаешь, они говорили очень много и красиво… Они, потому что представители приходили разные – и мужчины, и женщины. Они много обещали, говорили про долг, ум, честь, совесть, но из их речи никогда нельзя было понять, а что именно тебе придется делать. Вернее, было ясно одно: делать надо будет нечто, что ложа прикажет тебе в конкретный момент в будущем, и это не обсуждается, ты же продался. То есть, если бы они сказали: построй нам самый неприступный дворец, озолотим (один из бандитов, к слову, такое предлагал), было бы понятно. А так… Много слов, а какое будет дело, бог весть… Это ректора раздражало больше всего.

– Человек военный, – хмыкнула я. – Понимаю. Хотя… Военные же часто не знают сразу, какой приказ им дадут.

– Они знают, за что и на какой стороне воюют. Хотя бы имеют иллюзию. Если ты идешь на войну, ты знаешь, приказов может быть много, и они могут быть разными, не всегда однозначными, но ты знаешь, в чем состоит твоя главная цель: победить противника. Да, приход в ложу можно сравнить с походом на войну, но тогда ректор должен был разделять интересы и цели ложи, а он их не разделял. Он не желал воевать на этой стороне. Он вообще не желал больше воевать.

Вот только, кажется, ему все равно пришлось, подумала я. Особенно учитывая, как много ворон кричал про то, что он на войне. Впрочем, может, это мой фамильяр не навоевался. Вслух же я сказала совсем другое, продолжая собирать все ниточки воедино:

– Погоди, люди из ложи докопались до ректора как до того, кому приходили ключи завета, так?

– Так, – кивнул ворон.

– А когда к нему пришел ключ всех ключей, что случилось? Ну и чего все же хотел город?

– Что ты услышала, когда видела чертеж? – вопросом на вопрос ответил пернатый.

Эти слова до сих пор звучали у меня в голове.

– «Рассыпается. Надо собрать», – повторила их я.

– Вот. Ректор слышал примерно то же самое, но он понял, что его как Великого Архитектора попытаются использовать разные силы – а они уже все стояли у него над душой как у ректора, – он ничем не поможет городу, все рассыплется еще больше. Тогда он и принял решение сломать ключ. Он обрел ясное понимание, что у него не будет сил и средств выполнить просьбу, потому что начнется война. Вероятно, он смог бы победить, но сколько будет разрушено, пока воюют. Ректор не стал вдаваться в подробности, что именно надо собрать. Он принял единственно верное на тот момент решение: чтобы остановить конфликт, нужно убрать то, вокруг чего он разгорится. В тот момент сделать это можно было, только убрав с этой доски фигуру Великого Архитектора. Да, ректор обрел еще больше врагов, чем у него было, но сохранил покой городу, который не так давно оправился от всякого. Он знал, что такое война, и не хотел войны, особенно для города, который только начал отходить от ужаса девяностых и жить более-менее спокойно.

– То есть, еще раз, вся эта история происходит последние года три, а житья ректору нет примерно год?

– Житья ему нет с самого начала, как он при академии, – вздохнул ворон, – но если ты имеешь в виду именно обострение ситуации в связи с ключами, то да. Последние три года выдались так себе.

– Господи, – пробормотала я.

Я представила, что, пока я училась в вузе, ходила на практику, мечтая сбежать в академию, в самой академии кипели нешуточные страсти. Правда, вместо поступления, о котором мечтала, я по итогу угодила в водоворот тех страстей, и теперь они в чем-то и мои тоже.

– Может, ему амулет какой-нибудь сделать? – глупо спросила я ворона. – Я могу у той же Миланы спросить, если ее встречу.

– Амулет, – проворчал ворон, точно передразнивая меня.

– Ну птиц, я правда переживаю за твоего хозяина! Скажи еще, что ты нет!

– Нашла за кого переживать. – Пернатый покрутился у меня на коленях. – Ты его даже не знаешь!

– И что? – возмутилась я.

– Ничего, – отозвался он. – Лучше бы за меня переживала. У тебя неглаженая и нецелованная птица!

Я запустила пальцы ему в перья, и мне жутко захотелось разрыдаться. Нет, меня не пугало потенциальное решение Семенова: что ж, теперь я знаю, что я далеко не бездарность, а все это – происки ложи. Меня не пугало, что ко мне придут из ложи, – что ж, пусть приходят, посмотрим и послушаем. Меня пугало расставание с вороном. Вот он сейчас сидит у меня на коленях, вредный, теплый и пушистый, рассказывает всякое, требует его целовать, а потом этого всего не будет.

– Ну что такое? – Ворон боднул меня в живот.

– Думаю, – только и ответила ему я и продолжила чесать.

Когда мы уже легли спать, я долго ворочалась, устраиваясь поудобнее. Наконец перевернулась на спину. Ворон тут же забрался мне на грудь и уложил голову на плечо.

– Лечебные прогревания? – усмехнулась я.

– У! – откликнулся пернатый.

Я обняла его и уставилась в потолок. В принципе, я хорошо понимаю академию, подумалось мне. Она разглядела в будущем ректоре набор качеств, которые могли сослужить ей службу. Потом к ректору пришли ключи завета. Они тоже притянулись на некие качества. Значит ли это, что у меня такие качества тоже есть? Но вот Великим Архитектором я точно стать не могу. Дар даром, но понимания процессов у меня нет, а еще я тревожная и, как сказал Дмитрий, потерянная. Мечтательная, боязливая, да что уж там –