Художник из 50х - Сим Симович

— Когда это может произойти?

— Возможно, к его семидесятилетию, — задумчиво произнёс Берия. — В декабре будущего года. Или раньше, если обстоятельства сложатся удачно.

Гоги вернул фотографию.

— Спасибо за доверие, Лаврентий Павлович. Постараюсь его оправдать.

— Уверен, что оправдаете, — кивнул Берия, убирая снимок обратно в сейф. — А пока сосредоточьтесь на работе с Виктором. Это тоже важное дело. И кто знает, может быть, именно эта работа станет вашим пропуском к большому искусству.

— В чём смысл? — не понял Гоги.

— А в том, что спасение жизней — это тоже служение народу. И Иосиф Виссарионович это очень ценит. Художник, который не только красиво рисует, но и помогает людям выжить в опасных ситуациях — это настоящий советский художник.

Берия подошёл к двери, давая понять, что встреча окончена.

— Удачи вам, Георгий Валерьевич. И помните — тайна превыше всего. Особенно то, что касается… высоких материй.

— Понял, — кивнул Гоги, направляясь к выходу.

— И ещё одно, — остановил его Берия. — Не бойтесь мистики в своих работах. Иногда художественное предчувствие оказывается точнее политических прогнозов.

Воронок тихо покатил по знакомым московским улицам. Гоги откинулся на кожаное сиденье и закрыл глаза, пытаясь привести в порядок мысли. Папка с заданиями от Виктора Крида лежала на коленях, тяжёлая и многообещающая. Пятьсот рублей в месяц. Работа на самого загадочного человека, которого он когда-либо встречал. И возможный портрет самого Сталина.

За окном проплывали знакомые дома, но казалось, что он смотрит на них из какой-то параллельной реальности. Ещё утром он был просто художником из артели, подрабатывающим вывесками для магазинов. А теперь — сотрудник секретного ведомства с допуском к государственным тайнам.

Как же быстро всё изменилось. Одна встреча, один разговор — и жизнь повернулась совершенно в другую сторону. Гоги открыл глаза и посмотрел на папку. Интересно, что там внутри? Какие опасности подстерегают советских граждан, о которых нужно рассказать в картинках?

Водитель притормозил на перекрёстке, и в окно заглянуло лицо молодой женщины с ребёнком на руках. Обычная московская мать, спешащая по своим делам. А он теперь будет рисовать инструкции, которые, возможно, когда-нибудь спасут жизнь её малышу. Ответственность давила на плечи тяжёлым грузом.

Виктор Крид. Странный человек. Эти американские очки, безупречный костюм, серебряная трость с буквой V. И главное — эта холодная уверенность в каждом движении, в каждом слове. Откуда он взялся в советской системе? Берия говорил загадками, но было ясно, что новый начальник — фигура влиятельная и могущественная.

Гоги невольно вспомнил рукопожатие Крида. Крепкое, почти болезненное. Руки не чиновника и не кабинетного работника. Руки человека, привыкшего к физической работе. Или к физическому принуждению. В голове мелькнула неприятная мысль — а что, если этот отдел по ликвидации катастроф занимается не только их предотвращением, но и… созданием?

Машина свернула на его улицу, и Гоги увидел знакомые дворы, где ещё недавно играл с соседскими ребятишками в футбол. Простая, понятная жизнь. Работа в артели, вечерние прогулки, встречи с Аней по пятницам. А теперь всё это отходит на второй план.

Портрет Сталина. Господи, как подумать страшно. Что, если рука дрогнет? Что, если не получится передать то, что нужно? Берия говорил о мистике, о способности видеть душу человека. Но одно дело — сказочные персонажи, совсем другое — живой человек, от решений которого зависят судьбы миллионов.

И ещё этот странный намёк на то, что в его работах есть предчувствие. Что это значит? Неужели Берия что-то подозревает о его прошлой жизни? О том, что в голове у него знания из 2024 года? Или это просто фантазии всемогущего наркома, который во всём ищет скрытые смыслы?

Воронок остановился у подъезда. Шофёр молча кивнул, и Гоги вышел на тротуар с папкой под мышкой. Дверь машины захлопнулась, и чёрный автомобиль растворился в московском трафике, словно его и не было.

Поднимаясь по знакомой лестнице, Гоги думал о том, что теперь эти визиты воронков станут регулярными. Каждый день на Лубянку, в кабинет на четвёртом этаже, к человеку в тёмно-синем костюме с серебряной тростью. Новая жизнь, новые задачи, новые тайны.

Он достал ключи и открыл дверь квартиры. Тишина и покой привычного жилища резко контрастировали с напряжением последних часов. Гоги прошёл в комнату, положил папку на стол и сел в кресло.

А что, если это ловушка? Мысль пришла внезапно и засела в голове занозой. Слишком уж всё гладко получается. Вчера никому не известный художник, а сегодня — доверенное лицо секретного ведомства. Может быть, его проверяют? Испытывают лояльность? Или хотят использовать в каких-то своих тёмных делах?

Гоги встал и подошёл к окну. Во дворе играли дети, старики сидели на скамейках, женщины развешивали бельё. Обычная мирная жизнь советских граждан. А где-то в недрах государственного аппарата плетутся интриги, рождаются планы, принимаются решения, которые могут перевернуть всё с ног на голову.

Он вернулся к столу и открыл папку. Первый лист — машинописный текст с заголовком «Действия населения при химических выбросах на промышленных предприятиях». Второй — «Эвакуация из зданий при пожарах и обрушениях». Третий — «Первая помощь при радиационном поражении».

Радиационное поражение в 1950 году? Гоги нахмурился. Официально в СССР об атомном проекте не говорили, но здесь чёрным по белому написаны инструкции по действиям при радиационной аварии. Значит, руководство страны понимает реальные риски новых технологий.

Он перелистнул ещё несколько страниц. «Поведение при утечке боевых отравляющих веществ». «Действия при обнаружении неизвестных технических устройств». «Эвакуация населения при угрозе взрыва критически важных объектов».

Становилось ясно, что обычный учебник по технике безопасности это не совсем обычный учебник. Скорее руководство по выживанию в условиях техногенных катастроф, которые могут быть как случайными, так и намеренными. А может быть, и вовсе не техногенными.

Гоги закрыл папку и потёр виски. Голова раскалывалась от обилия информации и противоречивых чувств. С одной стороны — фантастические перспективы, деньги, влиятельные знакомства, возможность войти в историю как портретист вождя. С другой — ощущение, что он попал в очень опасную игру, правил которой не знает.

А что будет с его прежней жизнью? С артелью, где его ждали товарищи? С Аней, с которой они договорились встречаться по пятницам? С Ниной, которая и так страдает от его холодности? Как объяснить внезапное исчезновение на секретную работу?

За окном начинало темнеть. Где-то внизу хлопнула дверь подъезда, послышались голоса соседей. Марья Кузьминишна что-то рассказывала