Частица тьмы - Тери Терри

А когда нашел… ну, в общем… я повела себя как дура. Не поверила некоторым вещам, которые он говорил мне о Ксандере, а он не поверил кое-чему, что я сказала о его сестре. Я решила поехать с Ксандером и найти Келли, и вот я здесь.

— А Кай не поехал с тобой? Почему?

— Это долгая история, но, прежде всего, он не верил, что Келли еще жива. А я не могла сказать ему, почему уезжаю, — он не стал бы меня слушать.

— Похоже, упрямый.

— Да, и вспыльчивый. Но в этом случае я его не виню. Я не сказала ему, что Ксандер мой отец, вот он и обиделся. И оказался прав: нужно было рассказать. — Я тяжело вздыхаю. — Но как бы то ни было, я все еще надеюсь. Попросила его… подругу передать ему, почему уезжаю. Надеюсь, она это сделала.

— Ага. За надежду, — говорит Иона, и мы с ней чокаемся стаканами.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, потому что не могу удержаться.

— Счастлива быть с тобой, напугана и зла на чокнутого полубога-маньяка, которого ты называешь папой.

— Я никогда его так не называю!

— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Я спрашивала, как ты чувствуешь себя в физическом смысле.

Она пожимает плечами, не отвечает, и в душу мне заползает холодный липкий страх.

— Скажи, — настаиваю я.

— Ну, немножко голова побаливает, наверное, от вина.

Ее аура светится в темноте, и в ней я замечаю тени; пока еще слабые, но они уже начинают темнеть и расширяться. У нее болит голова, да, но это еще не всё.

— Внутри немного болит, да?

— Ну вроде. — Она вздыхает, опускает глаза. — Да ерунда. Можно не обращать внимания.

Она пытается притвориться, что ничего нет, но что если я могу помочь?

— Давай я проверю тебя изнутри.

Она вздыхает, ставит стакан на стол.

— Похоже, вечеринка закончилась. — Наши глаза встречаются. В ее ауре страх, но она пытается не показать его. — Что бы ни случилось, я рада, что снова увидела тебя.

— Я тоже. — Но лучше бы ты не приезжала. Боль, которую она будет испытывать, подавляет меня. Даже с теми, кого я знала всего ничего, было тяжело, каково же будет с Ионой?

Я должна бороться, чтобы сохранять надежду. Без нее меня ждет неудача, как уже бывало не раз. Но как?

В глазах Ионы отражается страх, который она старается скрыть. Я могу притвориться ради подруги и, может быть, кто знает, надежда станет реальностью.

— Прорвемся, я уверена. Вместе у нас получится. Хорошо?

— Да! А теперь делай, что должна. Дай знать, если я могу помочь.

— Ложись поудобнее. — Я встаю, и Иона кладет ноги на диван. Я подкладываю подушку ей под голову, она слегка морщится. Я сажусь на пол рядом с ней. Она обнимает меня одной рукой.

— Ладно, я готова.

Я мысленно проникаю внутрь нее и, несмотря на то, что знаю, чего ожидать, все равно вздрагиваю: началось.

21

КЕЛЛИ

Я путешествую по давним воспоминаниям: Рождество. Кай поднимает меня, чтобы я повесила ангела на верхушку елки. Поездка на море с ним и с мамой… день, когда он подарил мне подвеску-дельфина.

Это так приятно, так чудесно, что до меня не сразу доходит: это не я хотела увидеть все это, а Дженна.

Я отделяю ее желания от своих.

Дженна, почему ты со мной?

Она не знает почему, но знает что-то такое, что не хочет мне рассказывать.

Пожалуйста, я должна понять.

Она колеблется. Понимает, зачем мне надо знать, но боится.

Мы можем сделать это вместе, — думаю/ет я/она.

Все смещается и меняется: мы с Шэй? И с Чемберленом. Шэй плачет, Дженна там. Они на кровати, обнимают друг друга.

Кто-то кричит: «Уходите из дома!» в голове Дженны/моей. В голове Шэй тоже. Мы говорим Шэй, что Кай там, он идет.

Шэй встает, хватает на руки Чемберлена, выбегает из дома.

Видит бегущего к ней Кая.

И… что там падает с неба?

Я/Дженна накрываю/ет собой Шэй и Чемберлена за секунду до того, как взрывается бомба.

СВЕТ… ЗВУК… БОЛЬ

Крик бьется эхом в ушах, но уже не в воспоминании/сне.

Сердце колотится как сумасшедшее. Я открываю глаза и не сразу понимаю, кто кричит. Я сама? Но затем комната принимает свои обычные очертания.

Шэй сидит на полу рядом с Ионой.

Кричит Иона. И кричит от боли.

22

ШЭЙ

Я заслоняю Иону от боли, как могу, не теряя при этом концентрации внутри нее. Ее агония удваивается во мне: к действительной боли прибавляется боль оттого, что это ей больно.

И на этот раз я вижу, как все происходит — с самого начала.

Что бы ни вызывало болезнь — возможно, это некое темное свечение, остающееся от заболевших? — оно действует как катализатор, порождая повторяющиеся отрезки мусорных ДНК внутри нее: гены, которые в нормальном состоянии неактивны, включаются в работу и воспроизводятся снова и снова, пока клетка не наполняется копиями РНК. В то же время они преобразуются для производства нового протеина — того самого, который я уже находила раньше в умирающих клетках. Производящий протеин механизм инфицированной клетки берет верх, работает все быстрее и быстрее, и это напоминает каскад: несколько капель становятся водопадом. Процесс распространяется на весь организм, и ее клетки начинают умирать.

Но как это остановить? Я не могу. Еще одна неудача — и ее результат ужасен.

Я остаюсь в голове Ионы — иначе и быть не может — и намерена сделать все, что в моих силах. Знать бы только, что.

«Ты говорила, что можешь как-то помочь, так помоги!» — говорит она.

«Но я не знаю как».

Спазм мучительной боли сжимает ей внутренности, и я смягчаю его как могу. Боль немного ослабевает. «Подумай, что ты делала? Ты заболела. Как ты остановила болезнь в себе?»

«Я ничего не делала. Все произошло само собой».

Очередной спазм скручивает Иону, и на какое-то время мысли сворачиваются, потом снова возвращаются.

А я не могу забрать ее боль. Мне хочется убежать, спрятаться, остановиться. Но дело не только в физической боли. Я вспоминаю, как умирала мама, как я пыталась помочь ей, показать, как делить боль на части и прятать. У меня это получилось. Она не смогла.

Может, в этом что-то есть?

Еще одна волна боли накрывает Иону. Бесценные секунды потеряны.

«Иона, послушай меня. Мысленно посмотри на то, что я тебе покажу. Спрячь