Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

Нехорошо, нехорошо.

Рэдерик болтал с Барном о некромеханических лошадях, Барн весело рассказывал о Синелесском рейде, о летучих некрокавалеристах…

— Вот наладятся дела, ваша светлость, — говорил он, — выпишем тебе из Прибережья костяшку маленькую. Знаешь, бывают такие горские лошадки мохнатенькие? Вот этакую маленькую, под твой рост. И мы с их благородием её на тебя замкнём — только тебя и станет слушаться, а других — ни-ни…

Индар слушал эту болтовню, кивал — и наш с ним резонанс был так силён, что я чувствовал, как Дар жжёт и его. Кажется, даже злее, чем меня.

Мы вышли в маленький дворик — даже не дворик, а просто замощённый плитами пятачок между тремя глухими стенами и аркой, обвитой плющом. В этом дворике и стояла наша лошадка, тщательно укрытая брезентом.

— Я же оставлял не здесь, — удивился я.

— Прости, — сказал Индар. — Я её увёл, когда был духом — когда ты меня отвязал. Духу конокрадствовать проще, чем человеку, если дело идёт о мёртвой кобыле. А предупреждать тебя некогда было. Кстати увёл. Если кто нас тут заметит — что вряд ли — мы рассматриваем костяшку, — и похлопал её по шее. — Но вообще чужие шаги здесь слышны далеко. Это местечко издавна использовалось для тайных свиданий.

Я ощутил острую благодарность — и Индар насмешливо поклонился, он явно понял.

Барн снял брезент. Лошадка блестела чистым металлом; с ней-то всё было хорошо. Рэдерик бросил быстрый взгляд, но костяшка занимала его куда меньше, чем мы.

— Вы, значит, ваше прекраснейшее высочество, плохо верите дядюшке Нагберту? — спросил Индар тоном почти фатовским, но в самом вопросе не слышалось шутки.

— Вообще не верю, — сказал Рэдерик. — И я его боюсь. У меня рядом с ним в животе холодно, — и уцепился за руку Барна. — Знаете, мессиры, я так рад, что вы останетесь! Потому что мессир Нагберт — это намного, намного, намного хуже, чем маршал.

Индар кивнул:

— Да, ягнёночек. Нагберт — это намного хуже… Знаешь, Клай, Нагберт — это даже хуже, чем я думал. Бездна адова, это совсем паршиво. Ему так понравилась идея сделать нашего принца-бастарда королём, что мне уже хочется тебе предложить хватать деточку в охапку и делать ноги.

— Даже настолько плохо? — спросил я.

Я, честно говоря, не ожидал — и с досадой подумал, что прямо-таки некстати размечтался о доме.

— Да, — сказал Индар. — Нагберт учуял королевское чудо.

— Я же не благой, — сказал Рэдерик. — Я злой, я никого не люблю. Моего отчима убили…

— Если вспомнить, кто и как вас воспитывал, ваше высочество, это не удивляет, — сказал Индар. — И тем не менее… Клай, ты видел благих королей?

— Благих-то видел… — заикнулся я.

— Королей, — повторил Индар. — Руки целителя, доверие тварей лесных и полевых, женская любовь, слух, склоняющийся к подданным.

— Мама меня не любит, — сказал Рэдерик. — И не любила.

— Самое забавное, — сказал Индар, — что не любит и не любила именно за собственную удачу. Каким-то образом вы мешали ей погибнуть, а она несомненно чувствовала, что именно вы и мешаете. И именно к погибели и рвалась всей душой. Впрочем, весь свет знал, что Лисса — законченная дура.

— А тварей мне не разрешали, — вздохнул Рэдерик.

— Я слышу «но», — усмехнулся Индар.

— Только мышки, — виновато сказал Рэдерик. — Когда никто не видел. А то мама велела бы поставить всюду мышеловки.

Индар взглянул на меня:

— Ты понимаешь?

Именно в эту секунду я и понял. У меня ноги стали ватными от ужаса.

— Аккумулятор? — еле выговорил я. — Нагберт получил аккумулятор?

— Сейчас я думаю, — сказал Индар, — что Нагберт планировал это заранее. И воспитывали нашего ягнёночка довольно специфически… помнишь, что я говорил о благих, но не белых? Похоже, Нагберт и Хоурт хотели каким-то образом воспитать благого чернокнижника… бездна адова… сопротивление материала… но ведь у них почти получилось! — Индара накрыло, ему надо было кривляться, и поэтому он заламывал руки и даже схватил меня за локоть. — Ах, тринадцатый круг, Клай, Нагберт наверняка умеет использовать именно его Дар! Сгинуть мне и рассыпаться, если он не учился! Он здорово разболтался на нервной почве, именно потому, что был уверен: мимо ушей пропустят… ну что я… я ж шут, я — бабья цацка, меня можно вообще не принимать всерьёз, а вы — белые, вы — чужаки, вы — неучи… Маршал — тот вообще простец, всё равно что с табуреткой рассуждать… Вот Нагберт и сболтнул лишнего. Обещал подумать, говорил… а сам нашёл новый аккумулятор для Святой Земли плюс лично для себя. А может, и целиком для себя, как знать. При таком удивительном раскладе может и скрыть от святоземельских: видишь, насколько этот Дар глубоко… ох, бездна!

— Цены тебе нет, Индар, — сказал я. — Если кто-то и может всех спасти, то ты.

Индар покачал головой:

— Нет, ягнёночек, я не могу. Я вообще не представляю, что делать. Понимаю, что происходит, но не представляю, как поправить. Я словно с крыши сорвался, — сказал он с нервным смешком. — Лечу и понимаю, что миг — и вдребезги. Но как это изменить?

— Для начала — не суетиться, — сказал я. — В любом случае будет хорошо, если Рэдерика официально коронуют. Это ведь его усилит.

— Не просто усилит! — Индар потёр лоб, его движения, хоть и чрезмерные, становились всё живее. — Подожжёт! Взорвёт! Представь, если Иерарх Святоземельский коронует… или хоть благословит… я даже предсказать не берусь. Куш!

— Вытащить Перелесье?

— Кто ж ему даст, — горько сказал Индар. — Яркая живая душа, привязанная к гниющему кадавру одним-единственным Узлом. Оцени.

Рэдерик слушал, глядя на Индара во все глаза. На его лице отражалось глубокое недетское понимание.

— Надеюсь, я не слишком огорчил вас, ваше высочество? — сказал Индар.

— Слишком, — сказал Рэдерик. — Но говорите, пожалуйста, мессир Индар. Мне даже больше не обидно, что вы называете меня ягнёночком, потому что мессира Клая и Барна вы тоже так называете. А ещё я думаю, что мы, может быть, уцелеем. Вы сильные, мессиры.

— Нам бы не просто уцелеть, — сказал я. — Нам бы победить.

— Я так далеко не смотрю, — сказал Индар.

— Мессиры, это самое… — кашлянул Барн. — А что ж, Нагберт этот вторую Святую Землю тут затеял? Чтоб перевеса не было? Мол, государь благой, а рядом — дырка в ад, как по-писаному разложил ведь!

— Да, — сказал я. — Но для начала, я думаю, жизнь в стране всё-таки наладится.

— Я бы не был так уверен, — сказал Индар. — Что-то прекраснейшие мессиры Хоурт и Нагберт сделали с принцем… что-то странное с ним сделали. Этот самый Дар, королевское чудо, так