"Фантастика 2025-52". Компиляция. Книги 1-20 - Борис Владимирович Романовский

по принципу «в конце месяца», стартовой шестёрке не подготовят индивидуальные скафандры. Максимум – три. Поэтому Каманин огласил вывод комиссии: первым в космос летит Гагарин, дублёр Титов, запасной – Нелюбов. Я уже знал, что Королёв на моей стороне, хотя о некоторых резонах от него услышал впервые. Как повелось, приватная беседа происходила в Зелёном городке, с отрывом меня от занятий на тренажере, не прерывавшихся и после экзамена.

- Есть мнение, спущенное с самого верха, - начал он, и я догадался, поскольку наивысшим в советской иерархии находится Хрущёв, «мнение», то есть прямой приказ, исходит от него. – В ЦК считают, что первым космонавтом должен быть абсолютно русский человек. Потом на орбите побывает весь советский интернационал.

- Мы трое – чистокровные русские. В отряде космонавтов есть украинцы, чуваш… Не слишком задумывался об их национальной принадлежности, Сергей Павлович.

- Не забывай о большой политике, Юра! – он положил мне руку на плечо. – Ты родом из самого центра России, Смоленская область, по расстоянию от столицы практически Подмосковье. Титов с Алтая, это уже Азия. А Крым, откуда приехал Нелюбов, Хрущёв подарил Украине. Смекаешь? Подходите вы все. Но в передовице «Правды» ты будешь смотреться лучше. И улыбаешься так, что обзавидуется любая голливудская звезда.

Он Уилла Смита не видел. На чернокожем фоне белые зубы смотрятся ещё эффектнее. Пусть жалеют, что Каманин не нашёл для полёта чистокровного русского негра.

Поэтому меня, предупреждённого Королёвым и обременённого послезнанием, новость не удивила. Я, тем не менее, сиял как начищенный юбилейный рубль, изображая радостную неожиданность, Титов смолчал, но по лицу отлично видно: едва сдержал разочарованно-ругательный возглас. Гриша, понимающий свой минус в виде избыточного роста и веса, да и зачисленный в первую шестёрку позже нас, хранил покер-фейс, никогда в жизни в покер не игравший. Конечно, в глубине души надеялся и он, несмотря на очередные сообщения о неудачных запусках.

Четвёртого февраля на орбите появился «великий немой». Телеграфное агентство Советского Союза гордо заявило о запуске очередного тяжёлого спутника, но что-то никто не смог уловить от него никаких сигналов. Это болталась в ближнем космосе межпланетная станция, предназначенная для отправки на Венеру, но задержавшаяся у Земли из-за отказа ступени ракеты-носителя. Антенны не развернулись, спрятанные под обтекателем, оттого восьмитонный кирпич не подавал признаков жизни. Двенадцатого февраля к Венере отправилась следующая, предназначенная доставить вымпел СССР на поверхность, через неделю с ней пропала связь, а станция промахнулась тысяч на сто километров.

Сообщения в прессе о таких беспилотных запусках уже не вызывали особого ажиотажа. Человеку, далёкому от космонавтики, шестьдесят первый год запомнится первыми пилотируемыми полётами, остальное не отложилось. На самом деле советская космическая индустрия развивала сразу несколько программ, хотелось объять необъятное: запустить автоматические аппараты к Луне, Венере и Марсу. В чём-то разработки пересекались, но распыление сил неизбежно шло в минус каждому проекту.

А наша первая тройка знала, сколько критических неисправностей обнаруживается едва ли не во время каждого полёта. И неизбежно что-то прибавится в пилотируемом.

Тренировки пилотов космических кораблей, тем не менее, не прерывались. Остальной отряд космонавтов продолжал занятия, уже не нацеливаясь на попадание в стартовую тройку. И явно расчёт для них уже был не на тот «Восток», что готовился мне, а с какими-то усовершенствованиями. Я в своё время отсидел сурдокамеру при нормальном давлении, выдержал её сравнительно легко, хоть и без малейшей радости от слишком спокойного времяпровождения. Наша вторая смена мучилась в сурдобарокамере – тишина при сниженном давлении и повышенном содержании кислорода. Именно там случилась беда.

Надо сказать, камера пыток по рабочему объёму напоминала корабль «Восток», в котором чуть более кубометра свободного пространства, остальное заставлено аппаратурой. Очень, очень мало. А как представил, что из этой каморки, выбросив катапультируемое кресло, Королёв сделает трёхместный «Восход», это вообще издевательство над здравым смыслом. Но Хрущёв требовал, чтоб в Советском Союзе впервые в мире взлетел многоместный пилотируемый аппарат, лучше бы педалировал лунную программу.

И вот, затиснутый в капсуле сурдобарокамеры, Валик Бондаренко провёл в тишине и изоляции около десяти суток. Наверно, чуть снизилась внимательность к происходящему. У него там имелась электроплитка для разогрева пищи, причём – с открытой спиралью. Не знаю, какой гений был ответственен за эту часть экспериментов и испытаний, но открытая спираль, раскалённая до сотен градусов и помещённая в атмосферу с сорокапроцентным содержанием кислорода – уму непостижимая дурость. По основной версии, Валентин уронил туда ватку, смоченную в спирте, она использовалась для протирания кожи в местах крепления датчиков. Вата и спирт вспыхнули, огонь в кислородной атмосфере взметнулся факелом, занялся тренировочный костюм. Поскольку давление в камере ниже, чем в окружающей среде, а люк открывался наружу, быстро парня вытащить не смогли, Валентин получил ожоги, несовместимые с жизнью.

О катастрофе я узнал, находясь в Зелёном-Звёздном городке. Нам дали «волгу», и мы с Титовым помчались в госпиталь имени Бурденко, где обожжённого пытались спасти.

Я просидел около часа возле его кровати, Бондаренко был перемотан бинтами с ног до макушки, остались лишь щели для глаз и губ. Довольно долго сохранял сознание, мы с Германом увещевали его: да, ближайшие полёты тебе не светят, но поправишься, ещё молодой, вернёшься в строй, космос никуда от тебя не убежит… Знал, что лгу, жить парню оставалось всего ничего, Титов наверняка тоже догадывался, подыгрывал мне, а лицо выдавало истинное состояние души. Наконец, пришла Аня, жена Валентина, мы деликатно удалились, но остались в госпитале. Вскоре наш товарищ впал в беспамятство и умер. Ему было всего двадцать четыре.

Остаток дня прошёл как в тумане.

Заходя в подъезд, я мысленно перебирал варианты и контраргументы, если Алла устроит мне разбор полётов. Её восточная кровь, наделившая женщину упрямством, никак не компенсировалась восточным воспитанием в покорности мужу, Гульнара и Марат вырастили её по-советски уверенной в себе. Порой побаивался, вдруг намешает мне в ужин что-то эдакое, и меня снимут с полёта, дристуны в космосе не нужны.

Не успел зайти в квартиру, меня нагнал водитель Королёва и велел спуститься к Главному в машину. Честное слово, в этот час не горел желанием ни слушать нотации благоверной, ни душещипательные откровения Сергея Павловича, но что поделаешь?

В салоне «чайки» стояло тепло от работающего двигателя, а главный ракетчик СССР ничуть не стремился считаться с моими желаниями. Спросил, едва поздоровались:

- Откуда ты знал про пожар с Бондаренко?

- Так днём сообщили, Сергей Павлович. Мы с Титовым услышали и тотчас…

- Брось! – сердито перебил он. – Ты месяц назад говорил мне, что