Грани будущего Zero: Карлов (*30 иллюстраций) - Степан Александрович Мазур

взгляд. Брошенные дома легко можно было определить по отсутствию дыма из труб. Но ещё больше их выдавали сугробы. Они заметали ворота, калитки, гаражи.

И ни один подъезд-проход не был расчищен.

— Где все люди? — не понял я.

Слабо верилось, что за неделю вымерло всё село. Должны были стоять хотя бы продуктовые магазины. Один такой действительно попался на пути, но он был наглухо заколочен. Старые доски говорили, что бросили его давно.

Где другой магазин? На другом конце села?

— Как где? Здесь, — ответил академик и показал мне на занесенный снегом холмик, откуда торчал старый кроссовок. Летний.

Пожёванный шнурок намекал на внимание животных либо после смерти, либо им поигралось само время.

Я застыл перед недо-могилкой на улице, не сразу поняв, что произошло. Невельской похлопал по плечу.

— Ну а что вы хотели, Карлов? В деревнях мало молодежи. А старики либо повально страдали диабетом, либо носили кардиостимуляторы или иные медицинские диагностические гаджеты, что управлялись удаленно.

Он толкнул ветхую калитку плечом, и она влетела внутрь, упав на снег.

— Ное не нужны были ракеты, чтобы опустошить многие деревни, — обронил я.

Ладонь сжалась в кулак, но смогла сдавить лишь лыжную палку вместо гипотетического горла проекта «Ноосфера».

— Одной командой на отключение медгаджетов она омолодила нацию. И почистила генофонд, так сказать, — добавил академик. — Эта неоправданная жестокость избавила многих от мук грядущей Зимы. А выжили лишь те, кто не ходил по поликлиникам, не жаловался докторам, и игнорировал диспансеризацию, а надеялся на… себя.

— То есть поступал как большинство русских? — понял я.

— Впрочем, остались в покое и совсем глухие деревни, где о медицине и не слышали ничего, кроме слова «фельдшер», — добавил Невельской.

— Но вашему искусственному интеллекту без разницы наш возраст и состояние здоровья, — напомнил я. — Она «обнулила» нас всех.

— А нечего было плодить ток-шоу! — огрызнулся академик. — И хуже того — их смотреть.

— Я не смотрел… я работал.

— Вы работали, чтобы кайфовать, а не жить, Карлов.

Чёртов умник!

Мы вошли во дворик, где находилась половина дома. Другая половина дома располагалась на соседнем дворике. Сельский «недо-таун-хаус» выглядел заброшенным совсем недавно.

На нашей половине участка стояло несколько отдельно стоящих зданий: летняя кухня и гараж. Во внутреннем дворе по другую сторону дома так же была баня, сарай и туалет. Рядом с баней стояла большая чугунная ванна и покоилась большая поленница дров. В огромное полено был воткнут обледенелый топор-колун.

— Не успели убрать с лета, — подсказал академик. — Значит, не планировали уезжать.

Невельской вытащил ноги из валенок, привязанных к лыжам и теперь вновь щеголял по снегу в вязанных носках поверх термоносков.

От собачьей будки осталась одна крыша. Все остальное занесло снегом.

Игорь Данилович приметил цепь у будки, раскопал труп собаки и вздохнул:

— Жалко животинку. Люди предали братьев наших меньших, когда начали массово отказываться от собак и кошек ввиду введения налогового бремени на содержание домашних животных. Им только и оставалось, что выживать по деревням. Да рок застал их и здесь.

Я смолчал. Он закопал обратно и добавил:

— Даже не знаю, что убило пса раньше: голод или холод?

— Похоже, хозяев давно нет, — приметил я, не замечая не только протоптанных троп, но даже следов на снегу.

Это подталкивало к простым выводам: родни, друзей и близких здесь не было. По крайней мере, в последние дни.

Покричали. Нет ответа.

На всей улице ни звука. Как же страшно слушать один ветер. Нет жизни. Передохло всё брошенное хозяйство. Людей не выкашивали враги. Их перебила сама глобализация!

Академик толкнул входную дверь дома. Вошли легко: ни замка, ни задвижки, ни щеколды. В прихожей лежало тело старухи. Я ожидал смрада гниющего тела… но нет. Лишь затхлый запах давно не проветриваемого помещения и лекарств.

Оно и понятно — помещение не топили. Холод не давал разлагаться телу, заморозив все процессы как в морозильнике.

Мы вынесли закоченевшее тело на улицу. Определили в летнюю кухню, положив на скамейку у входа. Бросать в снег хозяйку было не приемлемо. Похоронить, в силу промерзшей земли, невозможно. Решили устроить прощальный костер, когда будем уходить.

Так будет правильно.

Я первым вернулся в дом и осмотрел вещи: кровать, диван с обилием огромных подушек, телевизор с приставкой, стеллаж с книгами, шкаф с вещами. Все вещи на месте. Не видел следов мародерства.

Похоже, молодёжь уехала с первыми холодами в города, рассчитывая там укрыться от «капризов природы». Ценное забрали, остальное бросили.

Невельской вернулся в дом с бутылкой самогона подмышкой.

— Как насчёт в баньке попариться? И посидеть на вечер грядущий? Нашёл на кухне под столом.

— С удовольствием!

— Тогда я растоплю печку в доме, а вы займитесь дровами для бани.

— Но я никогда не занимался этим ранее…

— Ничего сложного, — скривился академик. — Просто заложите печку дровами и разведите огонь.

— Справлюсь.

Я вновь вышел на улицу. И застыл. Большое рыжее пятно копошилось возле волокуши академика. Услышав мой возглас, оно победно рвануло к забору с большим, промороженным карасем в зубах.

Невельской рванул дверь, выбегая на крик на улицу с автоматом. Рассмеялся, успев заметить хвост вора.

— Похоже, не вся живность передохла. Коты живы! — ухмыльнулся академик. — Значит, и кошек уберегут. Но волокуши лучше занести домой. Не то скоро сами начнём жрать четырёхлапых.

Я кивнул. Котиков есть — последняя степень отчаянья.

Глава 18

Дом возможного проживания

Мы занесли всё домой, после чего прошли к поленнице. Академик принялся нагружать мои руки дровами, чтобы таскал в баню. Себе он взял охапку поменьше и пошёл топить печь в доме.

Внеся дрова в помещение предбанника, и рассыпав у печки, я зашёл в парилку проверить — можно ли здесь мыться? В парной стояли пластиковые бочки. Но совершенно пустые. Мыться было нечем.

Взяв тазик, я принялся набивать его снегом на улице и ссыпать в бак, который подогревала затапливаемая печь. Потребовалось пять ходок, чтобы наполнить бак для горячей воды. Сколько потребуется, чтобы наполнить столитровую бочку, чтобы была и холодная? Двадцать? Тридцать?

Грея руки, открыл печку. В ней лежал снег. Намело даже через узкую загнутую трубу. Давно не топили.

Выгреб лишнее руками, заложил дно бумагой, на которую пошли листы из покетбука. Глянул на обложку — Барья Бобцова.

Господи!

Присмотрелся к залежам у печки. Тусклый свет в предбаннике давало простое двойное окно, давно не мытое, в разводах. Стопка разноцветных книг валялась в углу непочатой. Судя по нечитанным, выглядевшим как новыми экземплярам, этому «лёгкому чтиву» был приговор топить печку или истлеть.

Что означало, что хозяйке