Грани будущего Zero: Карлов (*30 иллюстраций) - Степан Александрович Мазур

Он взял в прицел шашку, которую быстро заметало снегом. Учитывая, что от меня она лежала в тех же пятидесяти метрах, до самой шашки самоназванному снайперу было примерно сто метров. Вроде бы недалеко, но… ветер!

Коснувшись лбом льда, я принялся молиться, чтобы ветер взял перерыв.

Роботы приближались стремительно. Вперед вырвался тот, что был на гусеничных траках. Модель «пут-7», которую использовали при отсутствии горизонтальной поверхности, был более проворным.

Мы нередко видели их, штурмующих баррикады по всему миру, ловко помогающих себе мощными руками разгонять демонстрантов. Сейчас же, как вездеход, он отлично преодолевал снег. Быстро распознав мою волокушу и тепло за ней, устремился ко мне, чтобы в очередной раз нарушить первый закон робототехники.

Укрытие академика из снега притупило восприятие робота. Чтобы распознать его, пут должен был подъехать поближе. Датчики не всемогущи. Плюс погода вносит коррекции.

Невельской упёр приклад в плечо, задержал дыхание и плавно спустил курок. Он умел стрелять, но ожидаемо не был снайпером. Разве что расстояние в сотню метров даже при сильных порывах ветра давало ему определенное преимущество.

Как говорил моя яйцеголовый наставник ещё в автомобиле, «Орсис T-5000 обычно выпускался под калибр 7,62×51 мм, из которого можно было легко поразить цель на расстоянии в восемьсот метров». Но меня угораздило утащить из магазина лимитированную версию под довольно редкий калибр 8.6×71 мм, а она уже прицельно била на полтора километра.

Повезло с лутом. То есть, с трофеями.

Первая пуля отскочила от трака робота. Он замер, оценивая нового соперника, и тут вторая подорвала стоящий кирпичик-заряд.

Никто не ожидал, что, взрыв шашки разметает робота. Для поражения первого на берегу потребовалось восемь снарядов!

Но непрочному льду хватило потрясений от взрывной волны, чтобы утопить пута. Поверхность вскрылась и забрала угрозу.

Я подскочил, разглядывая полынью. На поверку оказалось, что толщина льда порядка восьми сантиметров. Не ожидал.

— Ползите к моей волокуше, Карлов! — крикнул академик.

Ползите. Ха!

Легко сказать, но ползти вперёд, не снимая лыжи, и толкать при этом свою волокушу невероятно сложно.

Изворачиваясь змеей, не обращая внимания на трясущиеся икры, работая бедрами и по большей части локтями, я пополз. И настолько увлекся этим мероприятием, что крик Невельского едва донесся до меня сквозь ветер в одно ухо:

— Кидайте, Карлов!

— Кидайте? Я ещё не зажёг!

— Чёрт бы вас побрал!!!

Сжимая все это время в рукавице тротиловую шашку, я пытался разгадать срок годности. Армия давно не использовала этот тип взрывчатки. Значит, это было наследие СССР. И чиркая теперь спичкой, я молил Бога, чтобы огонек бежал быстрее.

Как назло, подхваченный огонёк катастрофически-медленно пополз вверх, чадя и шипя как змея. Повернувшись, я обомлел. Второй робот пут-5, что двигался с помощью пары ног, быстро нагонял меня.

Швырнул шашку между нами. Теперь всё, что оставалось делать, это спрятаться за волокушу и достать автомат… Но я прекрасно знал, что пули не пробьют эту броню.

Не обращая внимания на шипящую шашку, робот прошёл мимо нее. Я стянул рукавицу. Непослушные, быстро замерзающие пальцы сняли с предохранителя, переставили на стрельбу очередями по три пули.

Прицелился, надавил на курок. Без толку. Пули ушли «в молоко».

Робот стрельнул в ответ широкой очередью. Пришлось прижать низко голову, и надеяться на ветер. Ушанка защищала от пуль не так надежно, как каска, что осталась на берегу вместе с бронежилетом.

Шашка взорвалась, когда робот переступил её и уже отходил вперёд. Его, конечно, толкнуло в спину. Но устойчивая металлическая махина, весом примерно в полтора центнера, устояла. Робот лишь повернулся к образовавшейся полынье, оценивая новое обстоятельство.

Я уже и не видел, как рванул спринтером к роботу в это самое время Невельской, скинув валенки с лыжами. В одних носках он побежал по льду, быстро сокращая расстояние.

Что он делает? Вот чудак!

Проскользив последний участок, учёный принялся поливать из автомата лёд перед роботом.

Вновь повернувшийся робот спокойно выделил очередное препятствие на пути к мировому господству и… с громким треском провалился под лёд.

Запоздало подняв голову из-за волокуши, я успел разглядеть лишь, как осел на лед академик, опустив разряженный автомат.

Я подполз к нему, ожидая увидеть ранений и крови. Но их не было. Зато была безумная улыбка злого гения, что успел просчитать вес робота, хрупкость льда и расчертить пулями полукруг, замыкая полынью позади робота в круг-западню.

— Что ж, Карлов. Лунка у нас уже есть, — бодро сказал он. Адреналин наверняка бил по ушам, но виду не показывал. Только руки слабо дрожали. — Ставим над ней палатку и рыбачим. Можете начинать готовить обед на своей газовой плитке… Уверен, аппетит появится.

Я кивнул, и без сил свалился на лёд.

Похоже, и эту ночь мы переживём!

Глава 17

Лыжню!

Путешествие по Байкалу заняло ещё четыре труднейших дня в моей жизни. Это была гонка на выносливость! Ведь если рядовой лыжник мог спокойно развивать скорость в двадцать километров в час по лыжне, то пурга, температура минус пятьдесят и осточертевшие неподъёмные волокуши сбросили нам её до пяти. А порой и до трёх километров в час.

Но легче от маленькой скорости не становилось. Тяжело прокладывать новые тропы в метель. Тяжело волочь груз. Тяжело дышать. Тяжело жить!

Спасало лишь то, что ниже пятидесяти температура не опускалась. Природа как будто достигла лимита холода до наступления «календарной» зимы. Что нас ждёт в январе на «крещенских морозах», я предпочитал не думать. Оймякон с его полюсом холода мог показаться оптимальным местечком.

Холод рвал кожу, вгрызаясь в область вокруг глаз. Зенки слезились, коже под ними доставалось больше всего. Она краснела, синела, и теряла чувствительность. Спасал лишь жир. Он затвердевал белыми комочками, создавая защитную плёнку, и давал измученному эпидермису передышку. Но ненадолго. Вскоре пот растапливал жир, его срывал ветер и начиналось всё по новой.

Сто двадцать километров растянулись в персональную вечность в Нифльхейме. Мир холода и мрака в скандинавском эпосе не подходит ничему живому!

Боль в мышцах стала постоянной, привычной. Провизия таяла на глазах. Мы сжигали калории в бешеном темпе и поглощали все припасы как костёр дрова.

Невельской заставлял глотать витамины из личной аптечки. Уверен, будь у него рыбий жир, заставил бы пить и его. К своему удивлению, я бы не отказался. Любая еда стала потрясающе-вкусной. А глоток воды казался божественной амброзией. С одной лишь поправкой — тёплой водой. А лучше — горячей.

Организм терял полезные вещества и пытался их восстановить, обманывая