Общество забытых мучеников - Анви Рид

Стала глазами, мыслями, голосом в голове, и он, слушая приказы и чувствуя истинные желания, исполнял все то, о чем она просила. Он убивал ее руками. Тимо не мог остановиться так же, как и она. В неравной битве у трапезной она хотела одержать победу – и одержала.

Эбель доказала самой смерти, что воскресла не просто так, и шанс, данный ей дьяволом, она была готова оправдать.

Ночное небо сокрушали яркие молнии. Разрывали его на куски, и те, грохоча раскатами грома, давились слезами. Мелкие капли превращались в ливень и с каждым новым разрядом становились сильнее. Они впивались в кожу ледяными иглами, били по макушке, по щекам. Будто наказывали за то, что грязные души исключительных шагнули на святую церковную землю.

– Готова? – Реджис пытался перекричать ливень.

– Только если вы готовы, – ответила Эбель.

В руках она держала горшок с землей, из которого торчал гнилой сорняк. Насквозь мокрая куртка тяжело висела на плечах, в ботинках хлюпала вода. Холодный ноябрьский ветер впился в окоченевшее тело и растрепал волосы, по которым стекали капли дождя.

– Не думал, что окажусь здесь вновь, – сказал Тимо.

Он держался за локоть Эбель. Питался ее силой и силой могильной земли. От его касаний становилось еще холоднее.

– Не верю, что сейчас все закончится. – Эбель шагнула вперед.

– Не верю, что все это вообще началось, – добавил Тимо.

Главный собор Санди был большим и идеально белым каменным изваянием, больше похожим на застывший памятник культуры, чем на место, где с утра до вечера кипела жизнь. Фонари на территории погасли. Всю каменную дорогу, ведущую к входу, залило лужами. Под крышей пищали летучие мыши, изредка вылетая, прибивались к витражным окнам и, карабкаясь по раме, пытались вновь спрятаться от дождя. Порывистый ветер терзал тонкие ветки торчащих из земли кустов и голые деревья, росшие вдоль забора. Где-то вдали звенела сигнализация машины. Еще дальше лаяла стая бродячих собак. Все жители Санди мирно спали и ждали наступления утра, чтобы скорее попасть на воскресную службу. Жаль, что она для них так и не состоится.

Главная дверь была закрыта.

– Мы можем разбить окно и влезть через него, – посмотрела на один из витражей Эбель.

– Не может быть, что внутри никого нет, – сказал Тимо. – Хоть какие-то дьяконы, но должны служить по ночам.

– Видимо, все они заняты подготовкой к ритуалу. – Эбель огляделась по сторонам. – Может, сбить замок камнем? – И, подойдя к клумбе, толкнула ногой тяжелый булыжник.

Реджис, не думая ни секунды, поднял его и, покрепче ухватившись, ударил по металлическому замку. Тот зазвенел и открылся, повалившись на землю вместе с камнем.

– Вуаля, – улыбнулся Реджис. Навалился на дверь и вошел внутрь.

О холодные высокие стены ударилось эхо их шагов. Все свечи, стоящие в лампадах, давно потухли, но запах едкого ладана ощущался все так же отчетливо. Эбель накрыли воспоминания о тех днях, когда священники-экзорцисты мучили ее у алтарей, но, отмахнувшись от них, она быстро огляделась. Длинные ряды деревянных лавок пустовали. Над ними возвышались колонны, стремящиеся вверх и сплетающиеся в каменную паутину прямо над головами. Фрески с церковными сюжетами на потолке прятались за нервюрой – каменным каркасом. А иконы, скрытые под стеклянными рамами, бликовали с каждым шагом, отражая яркие краски витражей. У алтаря столпились статуи. Они с любопытством наблюдали за нежданными гостями, мертвыми глазами следя за тем, как те нагло расхаживают вдоль нефа[16].

– Есть идеи, куда нам? – спросила Эбель.

Вход в апсиду отделял двухъярусный орган. Сотни серебряных труб с золотыми наконечниками грозно нависали над входом. Реджис попытался открыть дверь, ведущую к алтарю, но и та была заперта.

– Черт, – выругался он, – а я так надеялся, что смогу этого избежать.

Эбель проследила за его взглядом. Он посмотрел на маленькую винтовую лестницу, ведущую на второй этаж, к клавишам органа.

– Будешь играть? – спросила она.

– Не просто же так Робинс оставил нам ноты, – подмигнул он Эбель, ухватился за поручень и, перешагивая сразу по две ступени, взлетел наверх.

– Кажется, это плохая затея, – шепнул Тимо. – Орган орет, как разъяренный мамонт. Робинс наверняка прячется за этой дверью, – он указал на апсиду, – и ждет нас со своими последователями. Сомневаюсь, что самое время распеваться и музицировать.

– Реджис знает, что делать, – толкнула Тимо в плечо Эбель. – Доверься ему.

– Не нравится мне все это, не нравится… – Он крепче схватился за локоть Эбель.

Реджис остановился перед стулом с плоской подушкой на нем. Кажется, этот собор вызывал неприятные воспоминания не только у Эбель, но и у него. Он сжал кулаки. Громко и протяжно набрал в легкие воздуха и наконец-то сел. Достал из кармана ноты и поставил их на пюпитр[17]. Откашлялся. Плавно взмахнул рукой и нежно положил свои длинные пальцы на белые клавиши. В эту же секунду собор оглушил раскатистый гул, похожий на тысячу колоколов, звонящих в унисон. Первый аккорд был таким глубоким и таким протяжным, что сердце замерло вместе с глубоким звуком, растекающимся под потолком. Воздух дрожал. Сотрясался вместе с дребезжащими витражами. Реджис выпрямился, вновь поднял руку, изящно изгибая кисть, и еще раз ударил по клавишам, рождая новую молитву, сладостно вливавшуюся в уши святых на иконах. Музыка тянулась, растягивалась, будто лианы, по мраморным колоннам и высоким аркам. Она то взлетала, как ласточка, к фреске на потолке, пытаясь коснуться самих небес, то резко падала в сам ад, шумно разбиваясь о каменные плиты на полу. Каждый удар пальцев по клавишам заставлял воздух дрожать. Заставлял содрогаться тела. Музыка касалась души, отзывалась эхом где-то в голове. Звуки органа наполняли весь собор. Он тонул в них, как тонули города во время великого потопа. Даже воздух стал тяжелее, будто темные воды и правда плескались под ногами. Будто в них и правда можно было захлебнуться.

– «Страсти Божьи», – громко сглотнул Тимо, глядя прямо на Реджиса.

Он не отрывал глаз от брата, завороженно наблюдал за ним. Эбель наконец смогла вздохнуть. Кажется, все это время она не дышала, очарованная то ли музыкой, то ли самим Реджисом, искусно играющим на органе. Она осмотрелась. Двенадцать статуй, стоящих стройным рядом у лавок, медленно и бесшумно открывали свои рты. Будто эта сладостная молитва поразила и их.

– Оболы, – догадалась Эбель.

– Оболы? – спросил ее Тимо.

– Из-за игры на органе они открыли свои рты. Нужно закинуть монеты им внутрь.

– Как давно апостолы Христа стали копилками для прихожан? – пошутил Тимо, подлетая к Эбель.

– Это и правда апостолы? – Эбель оглядела статую, в рот которой закинула серебреник. – На картине да Винчи они выглядят по-другому.

Сложно было узнать в одинаковых лицах и одеяниях учеников Бога. Выделялся лишь один из них. Самый последний, ближе всего стоявший к апсиде апостол.

– Иуда, – сказала она, увидев в его руках мешок с наградой, что тот получил за предательство Христа.

Она поднялась на мыски и кинула последний серебреник в рот и ему. Тут каменная фигура развернулась. Из щелей посыпался мелкий песок, а шум трущегося о мрамор камня слился с последним громким аккордом органа. Реджис замер и, завершив свою игру, опустил руки. Его плечи быстро вздымались. Он громко дышал и нервно постукивал ногой. И стоило звукам окончательно испариться, как каменная рука Иуды поднялась. Указательный палец устремился на Реджиса, точнее, на орган.

– Тут проход! – крикнул он им. – У нас получилось!

Орган медленно отъезжал вбок, словно дверь, и скрипел, открывая им путь в темный тоннель. Эбель с горшком в руках поднялась по лестнице к Реджису. Тимо последовал за ней.

– Это было невероятно, – сказала она. – Твоя игра… она… бесподобна.

– Хотел покрасоваться перед тобой, – улыбнулся Реджис и достал из кармана косухи фонарик Ноа, делая шаг в темноту.

Знакомая картина. Темный узкий коридор, спрятанный от глаз, был похож на коридоры крипты под их академией. Робинс со своим братом хорошо постарались. Загадки давались им легко, как и игры со смертью. Для них жизни других были лишь инструментом для достижения, как они считали, высшей цели. Были частью ритуала. Очередной каплей крови на каменном жертвеннике. И чем дальше Эбель шла по тоннелю, тем уверенней