Общество забытых мучеников - Анви Рид

шарм, свое обольщение. Пытался посмотреть в ответ на одну из заинтересовавших его учениц. И когда смотрел, то не испытывал… ничего. Ничего он не испытывал. Зато стоило увидеть Соль, пусть и мимолетно, пусть и случайно столкнувшись на лестнице в спальное крыло, как сердце останавливалось. Соль шла в строю с другими студентками. Пропадала в своих мыслях. Хмурилась. Бубнила что-то себе под нос. И как только Ноа окликал ее, звал по имени и, улыбаясь, махал рукой, на ее прекрасном лице разглаживались морщинки. Она улыбалась ему в ответ. И эта чертова улыбка, словно разряд электричества, прошибала насквозь.

У Ноа была ломка. Ломка по занудству. Вечному причитанию. Постоянному «я всегда права!». А еще по сладкому клубничному запаху ее волос, по коже, пропахшей зеленым чаем. Ломка по ее изящной красоте. Утонченной, нежной и при этом сильной, яркой, броской. Ноа сходил с ума. Уже очень давно. Так давно, что отрицание чувств, что он испытывал к Соль, переросло в обыденность. Будто так всегда было, есть и будет. Ничего необычного. Лишь помеха, что каждый раз всплывала в его отношениях.

Хотя… Какие там отношения. Ноа не был серьезным парнем. Он был веселым. Обворожительным. Кудрявым. Чертовски умным. Но не серьезным. И вечные поцелуи со студентками были тому подтверждением. Ветреный Ноа тем и нравился девочкам. Он не был якорем. Не был грузом. Он был легкостью и свежестью. А они были развлечением. Искрящимся, но быстро затухающим возбуждением. И как бы он ни старался, как бы крепко ни зажмуривал глаза, Ноа видел перед собой Соль. Каждый раз, когда его руки бегали по чужим телам, каждый раз, когда губы касались шеи, когда пальцы медленно расстегивали пуговицы, Ноа представлял лишь ту, которая вскружила ему голову. Фантазии были настолько четкими, настолько яркими, что это увлекало, дразнило. И в конце концов переросло в привычку. Привычку целовать других и мечтать, что однажды к его губам прильнет и сама Соль.

Соль была недоступна. Как хренов телефон, на который забыли закинуть баксы. И от этого становилась только более желанной. Хрупкая девочка овладела Ноа. Каждой клеточкой его тела. Каждым миллиметром кожи. Сердцем, в конце концов. Соль пленила его. И Ноа перестал бояться смерти, перестал бояться жизни, да вообще всего, что когда-то его пугало. Но начал бояться другого. Того самого ветра в чертовой башке. Того, что он слаб. Слаб перед ней. И что он никогда не сможет влюбить ее в себя так сильно, как он любит ее. Потому что это он… Кретин. Тупица. Дебил. Хенджин из музыкальной группы. Жилетка для слез. Клоун в грустный день.

Он Ноа, мать его, Эдвин.

И он решил, что будет ей другом. Эта роль давалась ему легко. Нужно было лишь держать язык за зубами и не дать выскользнуть из его рта словам, что разрушили бы еще и дружбу.

Но… Ноа вспомнил, что, вообще-то, не любит упускать возможности. Ведь жизнь одна. И она все еще, черт ее дери, держится на тонком волоске.

– Соль. – Ноа сделал к ней шаг. – Ты заставляешь меня нервничать.

Она улыбнулась и отвела взгляд. Ноа нежно обхватил пальцами ее подбородок и заглянул в ее карие глаза.

– Ты потрясение… Ты выделяешь такие фелормоны…

– Феромоны? – улыбнулась Соль.

– И их тоже…

Она засмеялась.

– Не смейся, ты сбиваешь меня с мысли. – Ноа отстранился.

Набрал в легкие воздуха. Вдохнул. Выдохнул.

– Извини. – Соль заправила прядь за ухо.

– Забудь все, что я сказал. Давай по новой! – Вновь приблизился и взял ее за руку.

– Давай заново. – Соль попыталась спрятать улыбку.

– Ты потрясение, – начал он. – И ты потрясаешь меня каждый день. Ты очень красивая, очень умная. И ты вообще не зануда. Ты наоборот…

Соль смотрела своим лисьим взглядом прямо на него, и это сбивало с толку. И, не сдержав улыбки, она все-таки опять засмеялась.

– Ну что ты! Я готовил речь несколько дней! – всплеснул руками Ноа. – Хрен его знает, как это делать правильно. Что говорить, чтобы все серьезно было. И романтично.

– Ты мое тоже, Ноа, – сказала Соль.

– А? – Он замолк и посмотрел на нее.

– Ты тоже мое потрясение. – Она сделала шаг к нему.

Ладони вспотели. Сердце заходило, словно он пробежал марафон. А для Ноа и стометровка уже была самоубийством.

– Спасибо, – зачем-то сказал он. – В смысле, я рад, что ты… Да господи!

И, больше не сдерживаясь, он схватил ее за ворот кофты и притянул к себе. Она встала на мыски, чтобы достать до его губ. И ее губы оказались слаще любой карамели.

Голова кружилась от волнения. От эмоций, что лились через уши, через глаза, через нос. Внутри был не огонь. Внутри был шторм. И море Ноа выходило из берегов, как и море Соль. Она закинула руки ему на шею. Он обхватил ее за талию, поднял и прижал к себе так крепко, что чувствовал, как в груди у нее разрывается сердце. Ноа хотел раствориться в ней. Утонуть. Захлебнуться. Соль желала того же в ответ. И два моря слились в один океан. Клубничное моти смешалось с лаймом. Зеленый чай – со спрайтом. Кудрявые волосы – с длинными прямыми. Белые пряди – с фиолетовыми. Леопардовая рубашка – с кофтой из секонд-хенда. Поцелуй становился все глубже и глубже. Как дикие воды, в которых не было дна. И, пресвятая Дева Мария, Ноа в жизни не чувствовал себя живее, чем сейчас, хоть и тонул в Соль, и задыхался, и медленно погибал.

– Не хочу тебя терять, – шепнул он ей в губы.

– И я не хочу, чтобы ты меня терял, – ответила она.

Глава 9. Страсти Божьи

ЭБЕЛЬ

Дар у Эбель появился после смерти отца. Но свою истинную суть он открыл лишь спустя долгие годы истязаний над ее телом и душой. Молитвы в церквях. Изгнания злых духов. Заговоры шаманок. Очищения и обряды шарлатанов. Увешанный крестами дом. Обсыпанная солью комната. Выстиранная в святой воде одежда. И в конечном итоге – смерть. Эбель Барнс не спасла даже смерть. Наверное, поэтому дьявол и вернул ее к жизни. Понял, что на земле у нее еще есть дела. Кажется, он был милостивее Бога, и при встрече Эбель обязательно бы его поблагодарила, но сейчас ей нужно было сделать все для того, чтобы не возвращаться в горящие котлы ада еще ближайшие лет пятьдесят.

Эбель думала, что ее сила была бесполезной. Видеть пугающих призраков и слушать их вечные крики и мольбы было не лучшим даром из всех возможных. Владение стихиями, чтение мыслей, превращение в других – все это было куда интереснее. Может, она была бы счастлива так же, как и Ноа, который знать не знал проблем и, пользуясь исключительностью, проживал свою лучшую жизнь. Но нет. Дьявол сделал Эбель говорящей с мертвецами и не дал даже малейшей инструкции, как обращаться с этой способностью и как ее применять.

Да, очевидно, дар не похож на пылесос, чтобы прилагать к нему коробку с бумажкой, но ведь было бы честно помогать тем, на чьи плечи ты, владыка Ада, взваливаешь столько ответственности. Скуры не желали своего дара. А получив его, еще и сами решали, как им распоряжаться. Как им владеть и как управлять. Что было делать Эбель? Долгие годы ей приходилось притворяться. Сначала перед матерью, а потом и вовсе перед самими покойниками. Она не могла им помочь, не знала как.

Потому, кажется, за все страдания дьявол все-таки сжалился над ней и отправил Эбель призрака, который всему ее научил. И речь была не только о даре. Он показал ей, что в мире бывают не только добрые люди, но и добрые мертвецы. Тимо стал первым, кому Эбель смогла помочь, а он взамен, сам того не понимая, помог ей обрести силу. Она обрела власть над страхом. Над самой смертью. И над мертвыми телами, которые повиновались ей, стоило подумать о мести. Эбель овладела духом Тимо. Стала его руками и ногами.