Сингулярность Смерти - Vinnipukhovich

Он пытался забыть, попытаться залечить свои раны, но всё было тщетно. Война забрала не только Зою, но и что-то большее. Она забрала его человечность. Он чувствовал это в каждом своем движении, в каждом взгляде, в каждом дыхании. Он стал частью этой системы, частью этой безжалостной машины, которая молотит в однообразном ритме, не давая ничего, кроме разрушений.

Зоя, Зоя была его светом. И теперь его свет был поглощён тьмой. Он и сам не мог понять, когда это произошло. Когда он перестал быть человеком. Когда вся его борьба превратилась в просто цепочку убийств, когда он стал не человеком с идеалами, а просто убийцей. Бессмысленным и беспощадным. Он вспомнил, как в последний раз он держал её руку. Как она верила в него. Как она говорила, что они победят.

А теперь он был один. И Зоя была мертва.

Что я потерял?

Его глаза встретились с Линой. Она стояла в нескольких шагах от него, и он заметил, как она пыталась понять его, читала его каждый жест, каждое слово. Но она не могла понять. Она не знала, каково это — терять всё, что когда-то имел. Она не знала, что такое падение в бездну, когда всё, что тебе осталось — это холодная, беспристрастная месть. Она была рядом с ним, но она не могла видеть, что он утратил. Он сам не мог точно сказать, что это было, но это ощущение было настолько сильным, что оно сжигало его изнутри.

— Ты спрашиваешь себя, что ты потерял, Глитч? — спросила Лина осторожно. — Ты не знаешь ответа, но ты не должен быть этим. Ты не можешь быть этим.

Он покачал головой, не отрывая взгляда от горизонта. Он не мог ответить ей. Она не понимала. Она не могла понять, что происходит внутри него. Она не видела, как он потерял своё «я», как исчезло то, что заставляло его двигаться, бороться, жить. Как он стал машиной, оружием, не более.

— Я не знаю, Лина, — сказал он. — Я не знаю, что я потерял. Я не знаю, кто я теперь.

Она сделала шаг вперёд, её лицо было искажено беспокойством. Она не могла принять его ответы, не могла понять, почему он стал таким, почему он больше не был тем человеком, с которым она когда-то боролась. Она хотела верить, что всё ещё есть шанс, что он может вернуть себя. Но как вернуть то, что было уничтожено? Как вернуть того, кто уже мёртв внутри?

Всё, что он потерял, осталось в прошлом, и это было нечто большее, чем его любовь. Это был он. И теперь он был просто тенью своего прошлого. Глитч снова закрыл глаза, пытаясь не думать об этом. Но мысли продолжали терзать его, как тёмные демоны, требующие ответа.

Что я потерял?

Он снова пошёл вперёд. Он двигался по этому разрушенному миру, полном смерти и разрушений, как тень, как нечто, что не имеет права на свет. Он больше не был человеком. Он был лишь машиной, выполняющей свою программу. И всё, что ему оставалось, — это война и месть. Но и это не могло дать ему ответ на главный вопрос.

Он был потерян. В этом мире. В своей душе. В своём прошлом. В своей жизни. И это было худшим из всего.

Что я потерял?

Вопрос эхом отражался в его разуме, но ответа не было.

Глитч стоял посреди разрушенного города, глядя в пустоту. Он не знал, сколько времени прошло, но ощущение времени больше не имело значения. Всё, что он знал, — это этот мир, разрушенный войной, кровь и смерть, что стали его неотъемлемой частью. Он пытался заглушить боль, которая сжигала его изнутри. Но вдруг — смешок.

Сначала тихий, едва слышный, как что-то малое и бессмысленное, что прорывается из тени. Затем смех стал громче, его лицо перекосилось, и он, не сдержавшись, начал смеяться вслух. Это было странно, как будто смех был последней линией обороны от сумасшествия. Смех — последний акт человеческого сопротивления. Но в его глазах не было веселья. Это был смех безумия, смех от того, что он уже не мог различить, где заканчивается человек и начинается чудовище.

Его личность раздвоилась. Он уже не знал, кто он. Тот Глитч, что когда-то был человеком, был где-то в прошлом, похороненный под пеплом разрушений и горечи потерь. В его душе родилась новая сущность. Она не была связана с моралью или переживаниями. Она была безжалостной, бессердечной. Она не помнила Зою, не помнила того света, что когда-то существовал. Она была… просто машиной мести. Чистая энергия разрушения.

Глитч вытащил сигарету, не заботясь о том, что будет дальше. Он затянулся. Пепел от сигареты медленно опускался на землю. Он смотрел на пепел, как будто это было что-то важное, как будто именно этот пепел мог рассказать ему, что произошло. Но ответ не пришёл. И это было хорошо. Он не хотел ответов. Он больше не хотел ни к чему стремиться. В этом мире больше не было никакой справедливости, только разрушение и смерть.

— Всё, что остаётся, — это смерть, — прошептал он, откидывая голову назад и наслаждаясь горечью табака. — Долбанная смерть.

Он улыбнулся, но эта улыбка была зловещей. Что-то в нём сломалось. И, возможно, это было то, что его спасало. Или, может быть, наоборот, губило.

Новая личность, эта новая версия Глитча, смотрела на мир по-другому. Она не знала страха. Она не знала сожалений. Она не знала боли. Она была безрассудной и бесстрашной. Для неё не существовало преграды, и каждое убийство теперь было лишь продолжением игры. Этим оружием, которым он стал, можно было истребить всё. Всех. Всё. И не думать. Не чувствовать.

Зоя? Её больше не было. Мечты? Мечты сгорели в огне. Глитч теперь был тем, кого он не мог признать. Это был другой человек. Человек, чей смех больше не звучал, как смех человека, а как звук пустоты.

Он прошёл по руинам, поднимая пыль. Глядя на мертвые города и сгоревшие дома, Глитч почувствовал, как в его груди больше не осталось ничего, кроме этой пустоты. Никаких сожалений. Никаких переживаний.

Его шаги стали чёткими, уверенными, как будто весь мир был его. И, возможно, это был его мир. Без страха. Без переживаний. Без сожалений. Тот, кто был до этого, с его надеждами и мыслями, сдался. Он исчез, растворился в хаосе. Новый Глитч, это была машина, которая шла вперёд.

— Я просто играю по своим правилам, — сказал он вслух, слыша, как его голос звучит отрешённо, почти