Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус

И Атар, знавшая все танцы Ан-Забата, устроила представление, которое превзошло мое так же, как солнце затмевает звезды.

После того как все пришедшие станцевали, Катиз вышел в центр круга и поднял вверх широкую бронзовую чашу, украшенную серебряной филигранью, похожей на ту, что я видел на обелисках и статуе Нафены в Благословенном Оазисе.

– Свежий ветер обещает воду! – крикнул он.

И собравшиеся ответили:

– Все течет в Ан-Забат!

Он наклонился и выкопал неглубокую ямку. Затем поместил туда чашу так, что лишь ее края поднимались над песком. Потом посмотрел на меня, и его пальцы замерли над пустой чашей. Мое присутствие несло в себе опасность, хотя я и открыл им свою запрещенную магию. Я увидел по его глазам, как он размышлял, оценивая риск моего возможного предательства и то, что мое присутствие могло быть ловушкой, задуманной империей.

Наконец он коротко поклонился мне – маленький жест доверия, предшествовавший откровению, сравнимому с тем, что недавно сделал я.

Сила потекла из него в чашу, потом дальше, в землю. Это было не начало призыва ветра – который я уже хорошо знал, – но нечто, имевшее прохладную, освежающую текстуру.

Струйка воды пролилась на дно чаши. Люди стали подходить к Катизу в центр круга, один за другим они брали чашу в руки и пили.

– Только не надо делать вид, что ты удивлен, – сказала Атар. – Ведь в воде есть воздух, а вода – в воздухе, разве не так?

То, что Атар приняла за удивление, на самом деле являлось пониманием. Тонкая магия, вплетенная в выступление клинка-ветра, и знакомая серебряная филигрань чаши Катиза вместе ответили на вопрос, который преследовал меня с того самого момента, как я впервые увидел Благословенный Оазис.

Я повернулся в сторону далекого сияния Ан-Забата. Там, под обелисками, глубоко под городом, я увидел магию, подобную легкому бризу над спокойным прозрачным водоемом. След чуда Нафены не был вторжением, но необходимой нитью – источником взаимодействия энергий между оазисом, зеленым поясом и населением города. Только теперь, когда я знал, куда следовало смотреть, я сумел почувствовать пробуждение древней силы, которую удерживали обелиски и статуя, помогавшие Ан-Забату жить дальше.

– Пойдем, призывающий-огонь, – сказала Атар и взяла меня за руку. – Теперь пришел наш черед пить.

Глава 20. Форма ветра

– Я принес рисовую кашу и чай из женьшеня.

Джин со стуком поставил поднос на прикроватную тумбочку, пересек комнату и одним движением сдвинул в сторону штору, закрывавшую окно.

– У меня нет похмелья, – сказал я, моргая в потоках света позднего утра.

– Вы легли спать после рассвета, – заметил Джин. – В третий раз за месяц.

В последние несколько недель Джин стал более дерзким и обращался со мной как с эгоистичным ребенком, а не со старшим братом в огромной семье империи. Умом я уже с подозрением относился к понятиям уместности и иерархии, в особенности учитывая, что они помогли изолировать сиенских правителей Ан-Забата от проблем простых людей. В конечном счете строгое соблюдение правил приличия лишило бы меня возможности увидеть то, что происходило в городе. Однако после детства и карьеры, полных правил о том, кто должен склоняться перед кем, его тон вызывал у меня раздражение.

– Я занимаюсь изучением города, – сказал я Джину. – Сам наблюдаю за экономикой, чтобы проводить наиболее успешную политику, и мы это обсуждали с Голосом-Родником.

– В самом деле? – спросил Джин, который расставлял посуду для моей трапезы. – И насколько полезным оказалось изучение?

– Я видел, как дети охотятся на крыс. Матери и отцы голодают, чтобы их ребенок получил хоть что-нибудь съестное.

– Дети охотятся на крыс во многих городах, ваше превосходительство.

Я старался говорить ровным голосом, несмотря на раздражение, которое он вызывал своим поведением, – и в еще большей степени строением империи, которое он, казалось, был готов защищать.

– Разве мудрец Путник-на-Узком-Пути не написал: «Человек, чьи богатства получены путем страданий несчастных, и вор, окружающий себя чужой роскошью, очень похожи и заслуживают равного презрения»? А как же быть с империей? Как быть… – Я показал на мои шелковые простыни, дорогие картины на стенах, а также нефритовые, золотые и мраморные украшения в спальне. – Как быть со всем этим? Чем я лучше вора, живущего в роскоши, в то время как дети голодают?

Мои слова повисли в воздухе, и я понял, каким абсурдным показались ему мои слова. Они бы и мне показались абсурдными, если бы не Железный город и Атар. И не моя бабушка, которая открыла мне другой взгляд на мир, когда я был слишком молод, чтобы оценить значение ее дара.

Джин поджал губы. Когда он заговорил, в его голосе я впервые услышал предупреждение.

– Почему я ваш слуга, а не мертвец, как многие другие оборванцы Сор-Калы, Каменного города, где я родился? Перед нами открываются пути, ваше превосходительство. Не все они одинаковы и далеко не каждый заканчивается хорошо, но мы должны следовать по ним, как того требуют долг и правила. Эта истина, которую на тяжком опыте постигают в Тоа-Алоне.

Распространенная защита лицемерной империи, но сейчас я не желал слышать ничего подобного. Путь Иволги привел его к смерти в грязи Железного города, но такой конец не был неизбежным. Как гниющие листья и растущие деревья помогают создать узор мира, так действия каждого человека определяют пути, по которым мы следуем. И те, кто обладают властью, такие, как Голоса императора или министры торговли, могут придать этим дорогам новые направления. Я решил, что не стану слепо идти вперед, как прежде, когда привел Иволгу в Железный город, не думая о вреде, который мог причинить тем, кто меня окружал.

– Вы слишком устали после бессонной ночи, ваше превосходительство, – сказал Джин. – Я советую вам устроить себе выходной и отдохнуть.

Я последовал его совету, но следующей ночью вновь отправился в город, где встретился с Атар. Я рассказал ей о моем нетрадиционном воспитании, когда мне приходилось разрываться между уроками бабушки и сиенским образованием, а она, в свою очередь, открыла мне много нового об Ан-Забате и его народе. Конечно, более всего я хотел понять магию Ан-Забата.

– Как Нафена создала оазис? – спросил я, когда мы гуляли ночью по улицам.

Атар как танцовщицу-ветра хорошо знали и уважали во всех уголках города – в тавернах, где отчаявшиеся искали утешения в вине; в переулках порта, где те, кому было больше нечего продать, торговали собой. Атар легко проходила мимо людей, делилась с ними в равной мере монетами и добротой, и везде мы находились рядом с тенью