Старые недобрые времена 2 - Василий Сергеевич Панфилов

Ванька, уже почти уверивший себя, что он Ежи, к подобным разговорам привык…

… еще в России, где, с поправками на географию и государственные границы, рассуждают примерно в том же духе.

— Сейчас доведу эту… отару, — скривился месье Моро, — сдам их по головам, и — свободен! Ох, Георг, знали бы вы, какая это мука, отвечать за этот человеческий двуногий скот!

Француза нимало не смущает тот факт, что Ежи, некоторым образом, относится к этому самому скоту…

… но ведь это же другое, верно⁈ Да и отношение месье Моро к попаданцу весьма и весьма… даже не покровительственное, а почти что через губу, да и оно вызвано разве что тяготами путешествия и некоторой его ценности в качестве переводчика. В противном случае, пожалуй, он не дождался бы и этого.

Сказать, что это неприятно…

… и в тоже время вполне привычно, и даже — более чем. В бытии крепостного лакея, есть, знаете ли, определённые особенности!

И Ванька… то бишь Ежи, Георг! Он понимает, что отношение к эмигрантам далеко от толерантности, и в большинстве стран, даже при наличии образования и капитала, своим, полностью своим, он вряд ли станет. Быть может, дети, а скорее — внуки…

… ну или капитал должен быть очень большим!

Собственно, у него нет необходимости сопровождать месье Моро с его эмигрантской… хм, отарой. В отличие от… в общем, документы у него в несколько другом исполнении и качестве, спасибо земляку!

Он может… да нет, не так уж и много, но хотя бы свободно путешествовать, без опасения, что его, скажем, арестуют как подозрительного бродягу…

… но опасения всё ж таки есть, потому что он, чужак в чужой стране, виден издалека, и полицейский, если не первый, то десятый, вполне может остановить его, и вероятнее всего — обыскать. А там… возможны варианты!

Поэтому путешествие эмигрантской группой, с хамски-любезным месье Моро, какая ни есть, а защита!

И хотя рабства в Прекрасной Франции уже давно нет, но коррупция — есть! Свободу, если вдруг что, он вряд ли потеряет, а вот всё… хм, честно награбленное, более чем наверняка.

Да и свобода… каторга, она во Франции тоже — есть… и одна из самых бесчеловечных в истории. А подозрительный иностранец с мешком денег и странными документами, это ж такая возможность!

Поэтому…

— … да, месье Моро! — кивнул попаданец, краем уха слушающий рассуждения буржуа.

' — Какая архитектура! Чёрт подери, это готическая музыка, средневековая поэзия, запечатлённая в камне…'

— … вероятнее всего, Мартиника, — рассуждает тем временем месье Моро о судьбах эмигрантов, — не во Франции же их оставлять, ха-ха!

— Не обижайтесь, — снизошёл он до паренька, — вы, Георг, и сами должны понимать. Одно дело вы — образованный, молодой, не обременённый семьёй и детьми. Через несколько лет вы, вероятно, найдёте себя, и будете спокойно жить, работая, к примеру, приказчиком в галантерейной лавке, а лет через двадцать, быть может, и сами откроете магазинчик! А⁈ Угадал?

— Да, — почти искренне улыбнулся попаданец, — вы, вероятно, правы, месье Моро.

— Конечно, — самодовольно кивнул тот и постучал себя по киску согнутым пальцем, — образование и опыт, дорогой мой Георг! Образование и опыт, а ещё — здравый смысл!

Он снова покосился назад, не скрывая досады и нетерпения.

— Ну куда таких… Нет, в колонии, только в колонии! Там для всякой швали…

Не договорив, месье Моро махнул рукой, да и что говорить? И так ясно, что эмигранты, да ещё без собственных средств, надеющиеся на помощь государства — это даже не второй, а третий сорт, где-то на уровне ссыльных бандитов и проституток, высылаемых в колонии, а скорее — ниже.

Потому что воры, сутенёры и проститутки, это всё ж таки французы! А это… так, эмигранты.

Слушая месье Моро и не забывая поддакивать, попаданец не забывает и вертеть головой по сторонам, буквально впитывая готическую архитектуру Руана, радуясь, как старым знакомым, зданиям, известным ему по учебникам архитектуры или просто тематическим альбомам.

Впервые за долгое время он задумался об учёбе… и эта мысль вызвала не чувство горечи и безнадёги, а показалась вполне интересной!

Профессия архитектора, она и так-то одна из самых интересных. А градостроительство? Урбанистика⁈ Он знает…

— О чём вы думаете, Георг? — поинтересовался месье Моро, сбив с мыслей.

— Об архитектуре, — машинально отозвался попаданец, — Да, месье Моро… в Сорбонну, кажется, может поступить не только француз?

Резко остановившись, месье Моро смерил паренька взглядом, и, хмыкнув, ухватился за подбородок, украшенный бородкой в подражание Наполеону Третьему.

Эмигрантская отара, будто врезавшись в невидимый барьер, начала тормозить, и кое-кто упал, на что француз не обратил никакого внимания.

— Сорбонна, — со вкусом сказал месье Морой, глядя попаданцу в глаза, которые тот и не думал опускать, — Что ж… почему бы и нет? Да, Георг, во Франции всё возможно.

— … месье Георг, — оборачиваясь, кричит матриарх, подталкиваемая в спину толпящимися за ней людьми, — вы непременно…

Не слушая её, тот кивает с вымученной улыбкой, провожая глазами многочисленное семейство, загоняемое, вместе со всеми прочими эмигрантами, в один из складов, из которого сделали подобие карантина или общежития. Здесь они, предположительно, проведут какой-то срок, за время которого им сделают полный комплект документов, снабдят необходимыми вещами, и, может быть, оружием и инвентарём, полагающимся будущим колонистам, да получше проверят на наличие болезней.

Бог весь, какие там геополитические пласты сдвинулись после победы Союзных войск над Российской Империей, но и беглецов, и просто желающих переселиться, во Францию натекло вполне достаточно, чтобы её власти озаботились созданием разного рода комиссий, общественных организаций и прочих институтов, подробностями которых с эмигрантом Ежи Ковальски, никто, естественно, делиться не подумал.

Вероятнее всего, победа сдвинула географические границы в колониях, а может, просто расширила некие возможности, и, как это всегда бывает, потребовались люди, готовые ехать в неудобья, умирать от малярии и отстреливаться от дикарей, попутно раздвигая границы страны, не будучи, в полном смысле этого слова, её гражданами.

— … херрр Георг, мы непременно… — а это уже финны, и главное — верят!

Верят, что будут писать, и что он, Ежи Ковальски, за каким-то чёртом будет писать им, что-то делать, хлопотать…

Отчасти, наверное, это своеобразный импритинг на человека, который был посредником и связующим звеном с французами. А отчасти — от полной безнадёги, от…