Немое Заклинание - Николай Павлович Иванников

А, впрочем, оставлю это. Завтра мы уже будем в Аухлите, и хотя произойдет это с некоторой задержкой, но магистры принимали ее в расчет, когда отправляли туда нас с Кристофом. И даже выход открыли подальше от границы, чтобы не получилось с нами, как с тем гонцом светлейшего князя. Конечно, вряд ли магистры знали о существовании этого гонца, но зато они прекрасно знают, что бывает, когда заклинание дает сбой, и магия начинает работать совсем не так, как рассчитываешь…

В Аухлите нам надлежало встретиться с человеком по имени Ван-дер-Флит. Он был магом Красной Линии, достаточно известным сагарским колдуном. При себе я имел то самое письмо, адресованное Кривому Нго и написанное рукой светлейшего князя Черкасского. В нем светлейший просил Кривого Нго привести в действие Немое Заклинание, и нашей с Кристофом задачей было убедить Ван-дер-Флита в том, что это проблема не только Российской империи, но в первую очередь именно Сагарского княжества. Потому как именно оттуда начнется крах магического мира. В том случае, разумеется, если заклинание сработает.

Коль Ван-дер-Флит проникнется проблемой, это может нам здорово помочь. А коли не проникнется…

Но об этом лучше не думать. Наша с Кристофом задача определена магистрами совершенно отчетливо: найти человека по имени Ван-дер-Флит и передать ему письмо светлейшего Кривому Нго. Задача эта нам вполне по силам, и не стоит сейчас отвлекаться на то, с чем совладать мы не в состоянии.

Почему-то мне вспомнилась Катерина. И я подумал, что ей придется не просто, если я не вернусь из этого похода. Матушка с сестрицами, заслышав о моей гибели, обязательно и немедля приедут в Петербург, и будут очень удивлены тому факту, что в нашем доме проживает некая молода особа, которая называет себя моей кузиной.

Но если посторонних эта легенда еще хоть как-то убедила, то с матушкой и сестрицами она точно не сработает. Уж им-то все наши родственники известны, и ближние, и дальние. Матушка моя — женщина умная, и сразу поймет, что не просто так я поселил эту девицу в своем доме, и шум поднимать не станет, но все же потребует объяснений. И если Катерина начнет ей рассказывать то, о чем я прочитал в ее записках, то все может закончиться весьма худо. Приют для умалишенных вполне может стать ее очередным местом жительства.

Подумав об этом, я даже голову приподнял с подушки. Не могу сказать, что эта мысль меня не посещала ранее, но сейчас она вдруг заблистала со всей отчетливостью: я должен представить Катерину своей семье! И поведать им ее историю. Не ту, разумеется, которую она описала в своих странных записках, а менее умопомрачительную ее версию. Например: с несчастной девушкой произошла некая беда, она частично лишилась памяти и нуждается в помощи достойных людей. Как-то так. Либо что-то в этом же роде, но тоже очень душещипательное. Женщины любят подобные истории.

А еще я подумал, что Катерина, пожалуй, и без меня сможет пробить себе дорогу в этом мире. Нет в ней никакой беспомощности, и страха тоже нет. С ее внешностью ей не составит большого труда найти себе влиятельного покровителя, а учитывая ее хватку и боевой характер — она сможет использовать такого покровителя целиком по своему усмотрению.

Хотя, может быть мое мнение о ней излишне цинично, и на самом деле она гораздо мягче и слабее, чем показалась мне изначально. Подозреваю, что я сужу о ней несколько предвзято…

Я вспомнил, как мы с ней вчера вновь навестили Ваньку Ботова в гвардейских казармах. Честно говоря, я боялся застать своего раненного друга умирающим, мечущимся в поту и бреду. Да где ж там! Очухался друг мой любезный! Чай из блюдца пьет, да пряники тульские трескает, которые ему Мишка Гогенфельзен притащил. Целый кулек. Помирились они наконец-то. Обнялись, поцеловались троекратно и торжественно поклялись, что отныне никогда друг с другом драться не станут, а если уж обида лютая, подогретая водкой, кого-то из них обуяет, так уж лучше помахать шпагой с кем-нибудь посторонним. Да не насмерть, а так — чтобы пар слегка выпустить.

Завидев Катерину мою, Ванька в ноги к ней так и брякнулся, я даже подхватить его не успел.

— Ангел небесный! — заголосил он. — Спасительница моя! Жизнь за тебя отдам! Позволь ножки твои прелестные поцеловать!

И впрямь полез туфельку ей лобызать. А Катерина, не будь дурой, за волосы его — цап! И вверх потянула, да сильно так, что Ванька даже зубы оскалил от боли. Зато других гвардейцев, что толкались здесь же в казармах, это здорово повеселило.

— Ты куда, собака, под юбку полез⁈ — спросила его Катерина. Да строго так, что даже мне не по себе стало, и я порадовался тихо, что это не я сейчас на Ванькином месте. — Живо в койку, рану чистить будем.

— Да там зажило все! — отмахнулся было Ванька.

Но Катерина пихнула его на койку.

— Это я решать буду, зажило там или нет!

Тут Гришка Орлов, который стоял чуть в отдалении вместе с братом Федором и наблюдал за происходящим, проговорил сдавленно:

— Какая женщина! Федя, ты видел? Какая женщина! Я хочу, чтобы меня тоже до полусмерти ранили, а она бы меня врачевала!

Катерина это услышала и показала на него рукой.

— Эй, как там тебя?.. Гриша! — она звонко щелкнула пальцами. — Неси воду кипяченую и водку.

— Сию минуту, ангел наш! — воскликнул Григорий. — Я мигом!

И полетел за самоваром, не отводя от Катерины восхищенного взгляда. Я даже ревность почувствовал. Ну почему все мужчины смотрят на нее так, словно немедля хотят утащить к себе в опочивальню и использовать ее там себе на усладу? Знаю я эти взгляды. Сам неоднократно так на нее смотрел…

В общем, выходила она Ваньку нашего. Может быть и совпадение это, и он бы и сам очухался, да только пошел по гвардии слух, что Катерина моя лечит получше любого лейб-медика. И слово еще такое странное в обиход ввела: «антисанитария». Это то же самое, когда в казармах грязно, только по-научному, на медицинском языке.

Велела она отыскать штаб-лекаря Петрова и, когда привели его, ни живого ни мертвого, приказала она, чтобы к раненным он отныне подходил только с тщательно вымытыми руками и в чистых одеждах. Если таковой нет, то можно