Космонавт. Том 2 - Феликс Кресс

Я поблагодарил Ваню и пошёл к выходу, обходя лужи цементного молока. На проходной старик-вахтёр, листая «Труд», буркнул не глядя:

— Пропуск!

— Да я к Ване заходил, дядя Миша, — сказал я наугад.

— Ладно, ладно… — он махнул рукой, даже не подняв головы. — Проходи.

Со стройки я направился прямиком к дяде Боре. Во время пробежки мы с ним разговорились и он рассказал, что сегодня он будет работать на складах, а не на овощебазе. На мой вопрос: «Почему?», он пояснил, что ещё вчера Иван Семёнович сообщил им, что его другу нужна помощь в разгрузке консервов. Дело срочное, объёмы большие, а рук не хватает. Вот Семёнович и предложил подзаработать.

Платить будут «натурой», как выразился дядя Боря. Именно тогда я и подумал, что заглянуть туда будет не лишним. Потому что время такое — бартер иногда ценился выше денег, а редкие продукты — хорошая валюта.

Поговорю с Иваном Семёновичем и либо отработаю товар, либо выкуплю. Главное, я знаю время и место, где он точно будет сегодня.

Склад располагался в промзоне, заросшей бурьяном. Длинное кирпичное здание с зарешеченными окнами и надписью над входом «База продовольствия».

У стены, прислонившись к груде пустых поддонов, курили дядя Боря в клетчатой кепке и двое рабочих в поношенных куртках. Один из них щёлкал семечки, бросая шелуху под ноги, второй, сутулый, с лицом, как у старого бульдога, что-то ворчал про «нормы выработки».

— О, Серёга, ты вовремя, — проговорил дядя Боря, завидев меня.

— Здорово, — я замедлил шаг и поздоровался с мужиками по очереди. — Иван Семёныч на месте?

Дядя Боря ткнул окурком в сторону входа на склад, где из полутьмы виднелись штабеля мешков с сахарной пудрой на подходах.

— Там, с Николаем Борисовичем чаи гоняют.

— Понял. Спасибо, дядя Боря, — сказал я и направился ко входу.

Внутри царил полумрак, прорезанный косыми лучами из вентиляционных щелей. Воздух был пропитан сладковатым запахом муки, квашеной капустой из бочонков и чем-то ещё терпким, едва уловимым.

Вдоль стен, как солдаты на плацу, выстроились ящики с надписями «Главмаслопром» и «Рыбсбыт». Наверху, на шатких стеллажах, сложили банки зелёного горошка и прикрыли их мешковиной от посторонних глаз.

Иван Семёнович стоял у железного стола, заваленного накладными. Рядом с ним сидел сухопарый мужчина в очках с толстыми линзами, которые делали его глаза огромными, как у ночной совы. Видимо, это и был Николай Борисович.

— … Так я ему и говорю: «Федотыч, ты ж не цыплёнок, чтобы зерно клевать!» — смеялся Иван Семёнович, стуча костяшками по папке с бумагами. — Сергей! — Обернулся он ко мне, стоило мне приблизиться. — А вот и мой спаситель! Николай, гляди, это о нём я тебе рассказывал. Не из робкого десятка парень.

Николай Борисович оценивающе щурился, поправляя очки.

— Слышал, слышал, — произнёс он голосом, будто пересыпающим песок. — Здравствуйте, Сергей.

Я тоже, не стесняясь, стал рассматривать его. Всё в нём выдавало человека, который знает толк в обмене: чуть кривая ухмылка, пальцы, постукивающие по столу, будто отсчитывающие невидимые монеты, да и сам взгляд был цепкий, оценивающий, будто взвешивающий тебя на невидимых весах.

«Этот, если надо, и чёрта лысого достанет», — подумал я.

— Садись, Сергей, — тем временем проговорил Иван Семёнович и подвинул мне стул, доставая из-под стола жестяной чайник с выцветшей эмалью. — Чай горячий, сахар есть, если хочешь.

Я поблагодарил его, принимая кружку с парящим крепким чаем. Запах свежей заварки приятно щекотал ноздри.

— Борис говорил, у тебя дело есть, — продолжил Иван Семёнович, наливая себе. — Какое?

Я поставил кружку на стол и перешёл к делу:

— Да, Иван Семёнович, дело есть. Пришёл я спросить насчёт консервов. Мне нужно две-три коробки шпрот и тушёнки. Готов либо выкупить, либо отработать — как вам удобнее.

Иван Семёнович приподнял бровь, но в глазах промелькнуло одобрение. Николай Борисович перестал постукивать пальцами и наклонился вперёд, будто учуяв интересное.

— Отработать? — переспросил Иван Семёнович, слегка усмехнувшись. — А что можешь?

— Разгрузка, погрузка, сортировка — что угодно. Если нужно, могу и бумаги подшить, — я сделал паузу, — или с документами помочь.

Николай Борисович фыркнул, но в его взгляде появился деловой интерес.

— Документы, говоришь? — переспросил он, и голос его стал чуть менее «песочным».

— Да, — я уловил направление мысли. — Если есть что привести в порядок — справлюсь.

В прошлой жизни мне постоянно доводилось иметь дело с разного рода документами. Так что и здесь справлюсь, если потребуется.

Иван Семёнович потёр подбородок, обмениваясь взглядом с Николаем Борисовичем.

— Шпроты — дефицит, — начал он, но не в качестве отказа, а скорее, как констатацию факта.

— Знаю, — кивнул я. — Потому и предлагаю варианты.

Наступила короткая пауза. Николай Борисович вдруг снял очки, протёр их платком и неожиданно спросил:

— Ты почерк умеешь подводить под общий стиль?

Я понял намёк.

— Если образец дадите — сделаю неотличимо.

Иван Семёнович хмыкнул и налил мне ещё чаю.

— Хорошо, — сказал он, ставя чайник на место. — Берём тебя на разгрузку сегодня. А насчёт шпрот… — он взглянул на Николая Борисовича, тот едва заметно кивнул, — договоримся.

Николай Борисович снова надел очки и добавил уже почти доброжелательно:

— Только смотри, если возьмёшься за бумаги — никаких ошибок.

— Будет так, как надо, — я отпил чаю, давая понять, что условия приняты.

Иван Семёнович удовлетворённо хлопнул по столу ладонью.

— Тогда после обеда начинаем. А сейчас давайте чай допьём, перекусим и обсудим детали.

Я согласно кивнул, разговор пошёл в нужное русло. Николай Борисович снова принялся постукивать пальцами по столу, но теперь ритм был уже не нетерпеливый, а более бодрый и весёлый. Видимо, у него была нехватка кадров не только среди грузчиков.

После чая началась работа. Я вышел на улицу и подошёл к мужикам, которые уже полным ходом таскали ящики с консервами. Дядя Боря кивнул в сторону грузовика:

— Бери с левого борта, — проинструктировал он, затягивая самокрутку. — Там сельдь в томате. Потом справа. Там тушёнка. Не перепутай, а то Николай Борисович мозги вытрясет нам.

Разгрузка оказалась весьма трудоемкой. Ящики, обвязанные проволокой, оставляли на ладонях ржавые полосы. Солёный пот заливал глаза, а запах рыбы въедался в