Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б.

Нет, ну это для его же блага, успокоил он себя. Пообщается с темпераментными ребятами — глядишь, на этот пляж его тянуть и перестанет.

Посматривая, как четверо смуглых и черноволосых направляются к зонту мороженщицы, Жека попятился и шмыгнул к забору, мимо волейболистов и дальше, в самую гущу отдыхающих. Нужно было по-быстрому найти среди всей этой человеческой массы свои вещи. А потом – вернуться и узнать, как там складываются дела у Геннадия.

Глава 3

Не в силах побороть соблазн, Жека потрусил к морю и зашёл по колено. Поплескал на себя. Какой же кайф, ну! Жаль, поплавать нельзя — времени нет, да и переодевать мокрые плавки пока ещё и не во что.

Он прошёлся вдоль линии прибоя, обходя малышню. Набегающие волны захлёстывали ступни, а самого Жеку захлёстывали воспоминания. Да, много воды утекло с тех пор, эх, эх…

Потом Жека увидел камень. Точно, камень! — вспомнил Жека. Серая глыба размером с легковушку торчала из песка на полпути от воды к навесам, на этом пляже Жека всегда пристраивал вещи в тени у шершавого каменного бока. Сам валун, правда, в людный день всегда кто-то занимал.

Так было и сейчас: на плоской и вытянутой его вершине возлежала животом кверху дородная тётка бухгалтерского вида, иметь бухгалтерский вид пребывание на пляже ей ничуть не мешало. Рядом с камнем прикорнул на покрывале некрупный дедок с торчащими вокруг лысины седоватыми лохмами, он был похож на Сизого Носа из фильма про «Буратино». Расположение дедка показалось Жеке рискованным: задремлет нависающая морским слоном бабища, дёрнется во сне, покатится вниз — быть тогда беде.

С другой стороны камня Жека и обрёл свои вещи: шорты из обрезанных и подшитых джинсов, футболку в сине-красно-зелёных полосах, и панама там тоже была, просто она ему не нравилась, казалась слишком детской, и он её не надевал, дуралей.

Значит, на море сегодня он пришёл один.

Стремительно запрыгнув в шорты и натянув футболку и панаму (газетную кепку выбрасывать не стал, свернул и сунул в карман — потом просмотреть, что там пишут), Жека направился обратно на площадку. Как там Гена Баранов? Жека посматривал, не мелькнёт ли среди идущих к пляжу голова в фуражке «Куба» — голова понурая, может быть даже получившая слегка в ухо.

Но среди идущих половина грызла знаменитый пломбир, и понурых среди них не наблюдалось, разве что какой-нибудь малыш раскапризничается. Не наблюдалось среди них и Гены Баранова.

Не оказалось его и возле торговой мороженой точки, блондинистая продавщица звенела мелочью и раздавала вафельные стаканчики без компании своего недавнего собеседника.

Не зная, радоваться ему или озаботиться, Жека обвёл взглядом окрестность. Очередь, уже небольшая, всего человек пятнадцать. Волейболисты, что продолжали весело лупить мячом по жмущимся друг к другу в середине круга товарищам. Люди, идущие к морю, и люди, идущие с моря. Вдалеке — фотограф с мартышкой на плече. Поближе — собаки с высунутыми от жары языками. Народ за столиками кафе.

Южане уже вернулись под кафешный навес к своим бутылкам, большим тарелкам и апельсинам. И за столиком у них теперь, кажется, прибавилось. Жека присмотрелся и опешил: да это ж Гена там с ними! Не сразу узнал его без фуражки. Старший из носатых южных людей хлопал Гену в плечо и что-то говорил, а Гена держал бокал и подавленным вовсе не выглядел.

Пряча лицо под панамой, Жека прокрался поближе.

— Вот такой ти мужик, э! — кричал гортанный голос, звенела посуда.

Жека посмотрел на людей за столом, и Жеке стало стыдно.

Да, много всякого случалось при Союзе, но дружба народов — была. Была-была.

Разобрались, значит, не поверили его навету. Ну и хорошо, наверное.

А южане и Гена посидели ещё немного и всей компанией вывалились из кафе. И направились прямо к мороженщице. Там сосредоточенно звенел мелочью высокий дядька в очках с толстыми стёклами, и южные ребята добродушно оттёрли его: «Мынуточку, прафэсор». Старший и полноватый подмигнул продавщице:

— Как завут?

— Снежана, — потупилась та.

— Красывааа…

Он бросил в её круглую жестянку с мелочью зелёную смятую трёшку:

— Вот такой мужик, Сныжана, слюшай! Ты нэ абыжай, дай ему, да? Марожыно дай, гавару!

Жека присмотрелся к ней получше, понять, о чём же весь сыр-бор. Блондинка, обильно накрашенная, лицо вроде молодое, а там кто его знает, с этим не всегда угадаешь. Но что-то в ней было, да. Такое обещающее, зовущее. И вместе с тем чудилось в ней и другое: неприятное, хищноватое что-то проскальзывало в выражении смазливой её физиономии.

Мороженщица зарделась и захихикала, но как-то не очень, показалось Жеке, стыдливо. Сверкнули во рту два или три золотых зуба — да, Жека смутно застал времена, когда это считалось даже красиво. А южане всей компанией загоготали, захлопали Геннадия по плечам и, довольно усмехаясь, побрели назад в кафе.

Продавщица принялась выкладывать перед Геной дымящиеся холодом жёлтые стаканчики. Тот замахал руками:

— Да ты чего, куда столько.

Потом взял три штуки.

— Ладно, было очень приятно поболтать. Вечерком загляну, ага?

И, держа пломбиры перед собой в одной руке, Гена Баранов направился в сторону пляжа. В спину ему летели заинтересованные женские взгляды. Высокий и широкоплечий, лет тридцати, с заросшей курчавыми волосами грудью — даже сзади их было немного видно на плечах, — с торчащими из-под фуражки жёсткими космами, в серо-зелёных квадратных плавках, он слегка походил на Тура Хейердала или на кого-нибудь из героических ребят его команды. Орёл, чего уж там.

Жека поплёлся за ним.

Геннадий шёл, шёл и пришёл туда, где сидели на покрывале два только что вылезших из воды мокрых мужичка. Гена протянул им по пломбиру и, усевшись рядом, принялся поглощать свой.

Жека выбрал место неподалёку: стащил футболку с шортами и улёгся на живот. Ему тоже неудержимо, по-детски захотелось пломбира, но дело было важнее.

— Что-то долго вы, Геннадий, — проговорил один из мужичков.

— Так у него же там интерес, — весело пояснил другой, он чуть картавил.

Гена Баранов хмыкнул.

— Да я ж вовсе не в плане осуждения, — бросился оправдываться картавый. — Я понимаю и поддегживаю. Если мужчина всё вгемя только с одной, он тегяет хватку. Так сказать, утгачивает запах самца.

Он порассуждал ещё. Жека слушал, иногда тихо прыская себе под нос.

— Занятное мнение, — пробормотал первый мужичок.

Геннадий, однако, поспешил сменить тему. Доедая свои пломбиры, они стали