Галактический консул: Гребень волны. Гнездо феникса - Евгений Иванович Филенко

Когда дверь за ним затворилась, Костя с облегчением вздохнул и спросил:

– А что, господа звездоходы, все ксенологи таковы?

– Зануды? – уточнил Маони. – Нет, не все. Но в полевых условиях по преимуществу…

– Стереотип профессионального поведения, – пояснил Фрост, торопливо набивая трубку и закуривая. – Он ведь прав. Если что-то неясно, лучше перестраховаться, чем после грызть локти.

– А из-за чего весь сыр-бор? – возмутился Костя. – Из-за единственного неподтвержденного факта якобы имевшего якобы место якобы вмешательства в тутошнюю небесную механику неких мифических Археонов!

– Я уж и сам начал сомневаться, – сказал Маони. – И не сильно расстроюсь, если на галактической базе мне с математическими выкладками на руках докажут, что такая орбита вполне может сформироваться естественным образом. Только бы не ославили по всей Галактике.

– Ну и переживешь, – сказал Фрост. – Лучше скандальная слава, чем никакой. Было бы хуже, если бы мы встретили Чужой Разум, не распознали его и принялись это самое… подвергать аутопсии. А потом бы вдруг разобрались. Каково?!

– Да пчелы это! – в сердцах воскликнул Кратов. – Летают себе, гудят, суетятся без толку. А вы заладили – Чужой Разум, Археоны…

– Давно хочу вас спросить, – сказал Маони. – Почему именно пчелы? Я видел одну, пролетала тут неподалеку. Не так уж много в ней было пчелиного. Более всего она напомнила мне дирижабль.

– Дирижабли не строят ульев, – ввернул Костя.

– Уж и не припомню, кто их так назвал, – замялся Фрост. – Не то у Геснера кто-то, не то у Рейхани… не то я, грешный. Просто первое, что пришло в голову. Игра случая.

– То есть могли быть и мухи, и осы, – сказал Маони. – И оводы. И шмели.

– Только не мухи! – запротестовал Костя. – Для мух они слишком красивы. Одни глаза чего стоят. Будто мозаика из самоцветов!

– Ты, братец драйвер, не видал еще наших тропических двукрылых, – усмехнулся Фрост, пуская изо рта дым колечками.

– Ваша правда, – сказал Маони. – У пчел изумительный красный цвет. Оттенок кованой меди.

– Ты ошибаешься, – возразил Костя. – Пчелы серые. А вот наземные формы сплошь красные.

Маони подумал.

– Я видел красную форму, – сказал он убежденно. – Эта форма летела.

– Бывает, – покивал Фрост. – Посиди-ка на двух солнышках час, другой.

– И все же… – пробормотал Маони и задумался.

– Может быть, мы упустили из виду еще кого-то? – спросил Кратов.

– Пардон! – сказал Фрост. – Это исключено. Мы же здесь не первые. Достоверно установлено, что на Псамме летают только пчелы. Яркий пример приспособительной эволюции. Не умей они летать, их в два счета извели бы стрелохвосты и равноноги. Которые теперь в сторону улья даже не глядят.

– Вообще-то странновато, – сказал Костя. – Такая огромная планета – и такая бедная фауна. И только одни пчелы, которые летают.

– Я-то понял, что ты имеешь в виду, – покивал Маони. – А любопытно, достанет ли тебе мужества поделиться своими соображениями с Вардановым?

4

Пчелы выглядели сильно встревоженными. Они звеньями вылетали из щелей улья, отчаянно гудели и выписывали в раскаленном воздухе сложные фигуры. Иногда какая-нибудь из них набиралась отваги, отделялась от своего звена и закладывала низкий вираж над головами людей.

Костя лежал на спине, разметав конечности и зажмурившись: он воображал себя на диком пляже Берега Потерянных Душ и потому ничего этого не видел. Фрост тоже и ухом не вел – пчелиные эволюции его давно уже не впечатляли. И только Варданов, осторожно выглядывавший из-за песчаного гребня, никак не мог удержаться, чтобы инстинктивно не пригнуть голову.

– Так называемый виляющий танец, – комментировал Фрост звучным голосом, словно экскурсовод в зоологическом саду. – Назван по аналогии с информационными танцами земных пчел. У здешних же, как установлено многократными наблюдениями, практически никакой информации не несет, поскольку в основных чертах повторяется вне зависимости от изменения ситуативной среды.

– Они взбудоражены, – сказал Варданов. – Не знают, как с нами поступить. Игнорировать или атаковать. И так каждый раз. Разве это не информация?

– А чего им, собственно, беспокоиться? – отозвался Кратов. – Неужели снова из-за меня? Пора бы уже и привыкнуть.

Варданов промолчал. Зашуршал осыпающийся песок. Костя слегка приоткрыл один глаз. Он обнаружил, что ксенолог внимательно осматривает его с головы до пят.

– Что-нибудь не так? – осведомился Костя, приподнимаясь на локте.

– У вас на скафандре красные полосы, – промолвил Варданов. – А у меня и Курта оранжевые. Это могло пробудить в них раздражение.

– Пчелы в нашей с тобой области спектра цветов не различают, – охотно пояснил Фрост. – Смотри мой отчет, раздел третий, абзац девятый.

– Восьмой, – поправил Варданов.

– Пардон, – сказал Фрост смущенно.

– А в остальном вы правы. Я упустил это из виду.

«Вот наказание, – подумал Кратов, снова отваливаясь на спину. – Каждый раз что-нибудь новое. Третьего дня ему не понравилось, что я выше его на полторы головы, а значит, наши „галахады“ отличаются размерами. Вчера ему внушило подозрение то, что я в эту адову жарынь торможу потоотделение и, стало быть, обладаю иным, нежели он, инфракрасным фоном. И пришлось экспериментально доказывать, что у всех „галахадов“ означенный фон одинаков. Сегодня он придрался к цвету. Мамочка родная!.. Сказал бы уж честно: мол, так и так, ума не приложу, что еще удумать».

– Наши пчелы давно бы уже знали, как с нами обойтись, – проворчал Костя. – Попробуйте суньтесь к ним в улей – они вам такой ксенологический тест пропишут!

– И меду дадут, – прибавил Фрост. – И воску. И ведро прополиса надоят. А что с этих взять – ума не приложу. А ты как полагаешь, Сергей?

– Никак я не полагаю, – сказал тот недовольно.

«Ого! – подумал Костя. – А вот такого я вообще не слышал ни разу: чтобы их светлейшество ксенолог не имели определенного суждения».

– Я не знаю, какое заключение мне сделать, – продолжал Варданов. – Что вы от меня хотите? Почему-то у всех сложилось мнение, будто ксенологи всё и всегда обязаны знать. Поскольку, мол, на них возлежит самая высокая доля ответственности в исследовательских миссиях.

– Пардон! – возражающе воскликнул Фрост.

– Не надо спорить, так оно и есть. Именно заключение ксенолога служит гарантией всеобщего благополучия. Поскольку лишь наличие разумного фактора способно затруднить и даже сделать совершенно невозможным обитание человека в чуждой среде. С прочими факторами он вполне способен совладать или ужиться.

– Пардон, – снова запротестовал Фрост. – А Царица Савская?

– А что Царица Савская? – оживился Костя, переворачиваясь на живот. С его «галахада» пластами отваливался песок.

– Это такая планета, – охотно пояснил экзобиолог. – Без малейшей претензии на разумный фактор. По всем своим параметрам – чистейший «голубой ряд». И положительно невозможная для обитания человека. Ее даже закрыли специальным решением Большого Совета.

– В таком случае,