Ведьмы.Ру 2 - Екатерина Насута

Потому что если не взять кого-то за руку, она, Ульяна потеряется.

Да.

Как ребенок.

Просто ребенки маленькие, а пещеры большие.

— И никто их не заметил, представляешь? — это она сказала демону, раздумывая, не взять ли за руку его. Но почему-то не брала.

— Потому что это пространственная аномалия закрытого типа, — спокойно ответил демон. — В дремлющем состоянии определить её крайне сложно. Мы пересекли контур, оказавшись внутри. Объем внутреннего пространства подобных аномалий не ограничен.

И рогов у него нет.

Вот какой демон, если нет рогов? Может, пожелать, чтобы выросли? Такие, огромные и красивые? Только Ульяна не уверена, какие именно рога будут считаться красивыми с точки зрения демонов. А вдруг она не угадает? Скажем, им надо завитые, как у барашков, а она отрастит оленьи? Или наоборот? Может, они вообще должны быть острыми и загнутыми? Но насколько острыми и как сильно загнутыми?

— А демоны бодаются? — спросила она, потом поняла, что о таком спрашивать как-то и неловко.

— Уль? — Данила тут как тут.

И никуда от него не деться. Она пыталась. А он всегда, что чёрт из коробки. Интересно, чёрт демонам родственник или как? Рога у него есть. Согласно мифологии. И есть ли смысл…

— Что с ней?

— Источник связан с нею, вот и влияет. Он даёт силу, но эта сила дикая.

Дикая-дикая.

И Ульяна тоже дикая. Она думала, что домашняя, а на самом деле не так.

— И что делать. Тараканова, смотри на меня…

Она не хочет.

Она никогда не хотела на него смотреть. А он вечно перед глазами маячил. Это бесило! Вот куда не глянь, всюду Мелецкий.

— Уводи, — Василий рядом. И пальцы его раздвигают веки, а тьма просачивается в Ульяну. Ульяна тоже станет чёрной? Как уголь. Зато понятно, почему он белое любит.

Контраст.

Контраст — это красиво.

Ульяна хотела сказать, но почему-то язык не слушался. Языку было щекотно, и горлу тоже. Будто она не воздух пьёт, а шампанское. Много-много маленьких пузырьков.

И она хихикнула.

— Так, — чёрный демон оказался рядом. — Я её усыплю, если ты не возражаешь… держи.

Ульяна не хочет спать.

Спать страшно.

Она одна должна засыпать. Она ведь взрослая. А в темноте скрываются чудовища. Она точно знает. Видела. И ещё в шкафу. Там, конечно, никого нет днём, потому что чудовища хитрые, они прячутся.

У них есть тайное место.

— Тише, — сказал её кто-то. — Я не оставлю тебя.

Враньё.

Ей всегда говорили, что не оставят. А оставляли. И отец. И няньки. Они дожидались, когда Ульяна уснёт, и уходили. А она просыпалась. Одна. И в комнате было тихо-тихо, а в этой тишине отчётливо было слышно дыхание.

Сипловатое.

Тягучее.

И следом приходило ощущение присутствия. Ульяна точно знала, что она не одна. И что дышит это не нянька, не гувернантка. Чудовище дышит. Она замирала, понимая, что стоит пошевелиться, и тогда чудовище узнает, что Ульяна не спит. А узнав, нападёт. Чудовища всегда нападают на людей и это не исключение.

Это…

— Тише, — её подхватили на руки. — Нет никаких чудовищ, Тараканова…

Смешная фамилия.

Папа говорил, что древняя, что ею надо гордиться. А мама фыркала и называла дурацкой. Она и замуж второй раз вышла, пожалуй, чтобы избавиться от фамилии. Нет, Ульяна не стыдится, хотя в школе над ней смеялись.

Тараканова же.

С тараканами.

В голове.

— Ой, у кого их нет… надо мной вот не смеялись. Не из-за фамилии во всяком случае. А чудовищ и я боялся. Мне тоже никто не верил. Точнее мама верила. Она со мной оставалась, пока я не засыпал. И ещё ночник был. Такой, маленький. Она его из Франции привезла. Или из Испании? Не помню уже. Он был простым, кусок камня и внутри лампочка. Когда загоралась, то камень светился изнутри.

Пусть говорит.

Ульяна хочет слушать. Как сказку. Сказок ей не рассказывали. Точнее иногда. Няньки. Но те, которые рассказывали, почему-то уходили быстрее прочих.

— Вот… и я смотрел на камень. Свет выхватывал поверхность, тени там, полутени. Странное такое всё. Как будто живое. Но очень красивое. Я смотрел и засыпал. И ночью, если просыпался, то тоже не так страшно. А потом отец узнал и начал кричать, что я уже должен сам, без этого всего… наверное, я ему нос разобью. Как думаешь?

Ульяна не знала.

Она не хотела, чтобы кто-то кому-то разбивал нос. Она просто вот… просто… чтобы одной не оставаться. Чтобы чудовище снова не пришло.

— Мама тоже ответила, высказала, что воспитывает, как умеет, раз ему самому некогда. А ему ведь на нас никогда времени не хватало. На всех вокруг хватало, а на нас — нет. Мы же свои. Должны понимать. я ненавидел, когда они ссорились. Он тогда особенно как-то разозлился. Схватил светильник и о стену. Тот разбился. Нет, потом отец извинялся… только светильник извинениями не склеишь. И мнения своего он не изменил. А маму отправил куда-то. Я же стал засыпать один. Дерьмово это… когда чудовище вылезает и вот ровно как ты рассказываешь, дышит. Сипло так. С присвистом. И смотреть нельзя. Посмотришь ты, и оно посмотрит. И увидит. Тогда точно нападёт.

Ульяна слушала.

И сидела тихо-тихо. Как тогда. Тогда, правда, она не сидела, а лежала, под одеялом. И под ним очень быстро становилось лежать душно. С одной стороны тело затекало, с другой — начинало болеть. Пятки чесались. И пот щекотал шею.

— Вот и лежишь-лежишь так. Целую вечность. А потом всё-таки засыпаешь, но только и во сне страшно. А потом я вырос и чудовище ушло. Даже как-то обидно, будто и оно бросило. Наверное, стыдно на такое жаловаться. Если подумать, то взрослым людям вообще стыдно жаловаться, тем более на фантазии…

Вздох.

— Но хочется. Так что пожалуюсь. Ты всё равно вряд ли вспомнишь…

Это зря.

У Ульяны память очень даже неплохая. И забывать она не будет. И засыпать тоже не собирается. А просто вот… просто сидит.

Воздух свежий.

Прохладный.

И… где она вообще сидит?

— Мелецкий, — получилось хрипло.

— Что?

— Ты меня бесишь.

— А уж ты меня как, не рассказать, — хмыкнул он. — Очнулась?

— Не уверена.

— Посмотри на меня. Пожалуйста.

Если бы он потребовал, Ульяна не стала бы. Не хватало вот ещё смотреть там на всяких,