Двойник - Константин Геннадьевич Борисов-Назимов

воспользовался, не отпрыгнул, а сделал шаг вперед и вонзил обломок лезвия шпаги в грудь врага. На этом не успокоился, кинжалом ударил в район печени. Не знаю какой удар оказался смертельным, но враг беззвучно упал к моим ногам.

— Благодарю, — улыбнулся я белошвейке.

— Всегда пожалуйста, — выдохнула та и неестественно засмеялась.

— Успокойся, все нормально, идем, нужна помощь, ищи целителя! И вообще, где все попрятались, когда они так нужны? — говорю громко, а сам спешу к карете.

— Там… Там… — шепчет Шипка, которая сама на себя не похожа.

Не слушаю ее, отодвигаю в сторону и дергаю дверь кареты на себя, приготовившись увидеть страшное. Первое что бросается в глаза — сидящая на коленях Иштания, по лицу которой течет пот, губы шевелятся, одна ее ладонь лежит на груди Журбера, а вторая зажимает рану на его животе. От дочери императора вливаются в старика жизненные силы и целительская магия. Вот только поток последней почти иссяк, графиня уже сама не понимает, что творит. Точнее, она делится своей жизнью. При этом герцог продолжает терять кровь, а еще и на его лице ссадина, а на лбу шишка.

— Где целитель⁈ — оборачиваюсь и ору.

— Уже веду, — кричит в ответ Марика, — господин получил болт в ногу.

— Помоги им! Ты чего застыла? — говорю Шипке, а потом добавляю: — Будешь медлить, и твой дядя или кто он там тебе не выживет!

Кладу ладони поверх холодных пальчиков Иштании и мысленно рычу на свой небольшой источник, чтобы тот наконец проснулся и помог. Удивительно, но у меня получается. Кожу начинает покалывать, небольшие искорки впиваются в начавшие теплеть пальчики графини.

— Все будет хорошо, — шепчу, ощущая, как происходит отток сил.

Если Журбер не оправится от ран, то даже не представляю, как быть. Продолжить путь к горцам? И что мы там будем делать, о чем переговариваться? Впрочем, герцог наверняка об этом позаботился и оставил инструкции. Не тот он человек, чтобы все пускать на самотек. Но он мне нужен живым, черт бы его побрал! Надо сделать все возможное, чтобы спасти старика. Мысленно приказываю своему источнику ускорить регенерацию у раненого. Получится или нет? Выигран ли бой у нападавших и не все ли напрасно? Пока нет ответов, борюсь с тем, чтобы не потерять сознание. Сейчас этого никак нельзя допустить.

Эпилог

Эпилог

Ночь, ветер, дождь в лицо, луна редко выглядывает из-за туч, лесная дорога разбита. Наш отряд уходит от погони и это на территории империи и в моем герцогстве. Но уже не удивляюсь такому, привык и в какой-то степени смирился. Ну, как смирился, нет, принял, но надеюсь когда-то наведу порядок. Не завтра, так послезавтра. В последней стычке с врагом пришлось в очередной раз разделиться. Почему враг всеми силами препятствует, чтобы не добрались до горцев? Чего он боится и что задумал наш император? Мы с Журбером это много раз обсуждали, но так и не смогли прийти к однозначным выводам. Советник императора передал мне документы, поведал много тайн и какие ему дал поручения Волтур. Но, или он не все сказал, либо и ему далеко не все известно. Сам же Журбер сейчас немного восстановился, уже не умирает, после того как мы попали в засаду на тракте, и он получил ранения. Честно говоря, не верилось, что он выкарабкается. Целитель дал неутешительный прогноз, но Иштания боролась за жизнь герцога, требовала от меня ей помогать, грозила Шипке, что ее побьет, если та продолжит при Журбере рыдать. Удивительно, бывшая бандерша, жесткая и волевая, не выдержала возможной потери своего родственника, с которым недавно примирилась. Думаю, слезы баронессы тоже оказали положительный эффект на выздоровление раненого. Старику они были как бальзам на рану. А вот людей в той схватке мы потеряли много, большую часть отряда положили. Правда, как оказалось, нападавших было всего на десяток меньше. С пленными беседовал Гунбарь, подоспевший к самому концу битвы. Они с Вайсаком сходу вступили в драчку. Мой денщик получил пару царапин, чем впоследствии пытался привлечь внимание Марики. Но та его продолжила игнорировать, точнее, держала на расстояние. Эх, жаль парня, глупо погиб. Мы проезжали недалеко от одного городка, так Вайсак захотел удивить белошвейку. Вызвался привезти ей свежих булочек, рванул в сторону городка, а наперерез нашему отряду выдвинулся вражеский. Расстояние было приличное, мы только могли наблюдать, как парень вступил в схватку сразу с тремя верховыми и почти мгновенно упал с коня. Да, многих потеряли и, наверное, в этом есть моя вина, как командира. Плохо организовал поход. Дисциплина хромала, точнее, заранее обговоренные детали, как действовать в бою забывались. Азарт, злость — плохой советчик. Но и понять ведь могу, тяжело, когда на твоих глазах убивают близких. Тогда, на тракте, при возвращении остатков наших воинов из леса, я хотел рвать и метать! Большинство тех, кто должен был охранять карету и фургоны бросились сражаться.

— Где те, кому поручил не отходить далеко от кареты и повозок? — спросил своих воинов, чуть хриплым и уставшим голосом. — За такое отдают под суд и отправляют в каменоломни. Это легко расценить как предательство во время боевых действий, — перегнул, но не далек от истины.

— Граф, те охранники погибли, — подошел ко мне Гаррай.

— Лейтенант, почему почти все воины оставили караван и бросились в бой? Где вы были сами и почему не озаботились о тех, кого обязаны защищать?

— Виноват, готов понести наказание, — ответил тот, но потом, чуть слышно сказал: — Не уничтожь мы отряд противника, то все бы полегли.

— Ладно, потом об этом, — не стал с ним спорить, другие проблемы более насущны. — Сколько у нас потерь и раненых, кто способен продолжить путь?

Оказалось, что осталось всего-то пятнадцать боеспособных воинов. Предстояло вновь пополнить отряд, а сделать это как оказалось не так-то просто. Не зайдешь в какой-нибудь город и не потребуешь выделить из гарнизона пару десятков воинов. Нет, мои верительные грамоты такое позволяли, вот только доверять непроверенным людям с оружием сложно. И тем не менее, пришлось поступить именно так. Увы, сплоченности в отряде не получилось, да и какая она может быть, когда чем ближе подходили к границе, тем чаще на нас нападали и устраивали засады. Но я упорно вел вперед остатки каравана, от которого осталась пролетка, да фургон. От передвижения в карете отказались еще