Гаремник. Книга первая - Владимир Геннадьевич Поселягин

— То есть, вы утверждаете, что являетесь бойцом десятого уровня?

— Да, вполне. Я не бахвалюсь, просто я развивал себя как индивидуального бойца, и достиг в этом немалых успехов. Если проще, опишу что я сделал, ещё когда на Украине служил. Просто проверял себя. Так вот, за двое суток, я пробежал, без отдыха, четыреста километров, не спал, только бежал. Меня сопровождала машина с медиком. Она кстати отстала, сломалась. Добежав до полигона, сходу вступил в схватку со взводом разведчиков. Уровень подготовки у которого куда выше чем у обычных стрелков. Схватка закончилась с моей победой. Я имею ввиду как рукопашную, но также с имитаторами ножей. После этого добежал до стрельбища и в течении часа вёл огонь по целям, в движении, лёжа, перекатами, из разного оружия, что подавали инструктора. Все попадания в десятку на разных дистанциях. Правда, потом как до палатки дошёл, меня вырубило, и я почти двое суток спал, сорок два часа, врач даже беспокоиться начал. Но это дело второе. Ха, если честно, за время этой войны, как боец я себя не проявил, что мне кстати сильно не понравился. Всё это время я находился в штабной машине, редко сам участвуя в штурмах или атаках. Например, уничтожал полевые стоянки вражеских войск. С применением огнемётных танков. Или деблокирование Крепости и вывод блокированных там бойцов и командиров. Даже не знаю дошли они до наших или нет? Что с ними? Но такие бои большая редкость. Также вёл воздушную разведку. Мы угнали разведывательный самолёт, топливо, и использовали. Немцы думали, что свой летает, а я вёл разведку маршрутов, выявлял заманчивые цели. Пока мимо шли, отправлял туда механизированные группы, и они их уничтожали. Как командир я получал опыт, и получил его немалый, командуя крупным соединением, но не как боец, и меня это очень расстраивало. До такой степени, что я решил… попасть под суд, чтобы меня разжаловали, и дальше как простой боец воевать. Не получилось. Наказать-наказали, но не вышло у меня в разведбат или осназ уйти. Это ещё не знаю, что после этой передачи будет. Знаете, я много видел на этой войне, хотя всего месяц прошёл с начала, два десятка песен написал. Есть две песни, которые бойцы очень любят, я все эти песни исполнял перед бойцами, и сам отрабатывал, улучшая звучание, и бойцы довольны. Эти песни они очень любят. А написал я их, когда увидел воздушный бой. Недалеко от нас быстро летели, да что уж говорить, драпали на пределах сил, три наших истребителя, модели «Як». Их нагоняло четыре пары вражеских истребителей, восемь «мессеров». Причём одна пара шла на перерез, чтобы их остановить. И тут вдруг передовой истребитель, командира звена, ускорился, хотя куда больше? А два отвернули и атаковали ту пару, что шла на перерез, там остальные немцы подошли, и началась свалка воздушного боя. А командир звена улетел, и скрылся. Бой не долго продлился, сначала один «мессер» был сбит, потом оставляя дымный траурный след, пошёл к земле наш «Як», там с дымом потянул к себе подбитый «мессер», и снова наш «Як». Причём, он начал спускаться кругами. Немцы бросаются к нему, а самолёт делает полукруг, те думают, что он в лоб атакует и в россыпную. И вот так самолёт и кружил, опускаясь, а немцы пытались атаковать и отлетали. Потом они улетели, самолёт мягко сел на землю недалеко от нас. Даже не разбит, винт только погнуло. Когда доехали, медика привезли, вскрыли колпак, а оказалось лётчик был убит, пуля попала в затылок. А штурвал крепко сжимали его руки. То есть, в последние минуты самолётом управлял и пугал немцев, погибший лётчик. По документам это оказался младший лейтенант Акимов, Владимир Владимирович. Бойцы были возмущены, у нас в отряде, потом в бригаде, было в абсолют введено правило — сам погибай, но товарища выручай. Это уже потом, когда к нашим вышли, узнали, что звено летало на разведку. И смогло получить очень важные сведения, которые командир звена, лейтенант Поддубный и доставил в штаб фронта. Если бы он не попросил, а он именно попросил, ведомых его прикрыть, они бы втроём на земле горели, а тут ценой жизни двух лётчиков был спасено две наши армии, и удар немцев не достиг цели, они потеряли много техники и солдат, пытаясь пробить нашу укреплённую оборону, и не смогли это сделать. Я и посвящаю две песни этим ребятам, младшим лейтенантам, Володе Акимову и Сергею Лазареву, погибшим, но не давшим противнику догнать их ведущего. А немцы понимали, чем им это грозит и рвались за ним вслед. К сожалению, эту песни я не представлял для просушивания и цензуры, поэтому хочу исполнить их на свой страх и риск. Обе песни про один бой, но первая исполняется от лица самого самолёта «Як», другая уже от лица лётчика.

Редактор с усталым лицом махнул рукой, мол, исполняй уже. Другие песни были очень хорошо приняты, и тот явно надеялся, что и эти не хуже. Так что я и исполним бессмертное творение Владимира Высоцкого, «Я Як-истребитель» и их «Восемь — нас двое». Ещё бы, по радио выступать и не исполнить песни Высокого? Да за кого вы меня принимаете? А так аккордеон я уже сменил на гитару, и дальше ударяя по струнам, рублено и начал исполнять первую песню. Во всех проёмах, двери, открытого окна звукачей, набиралось народу, плотно, и слушал исполнение этих песен в живую. Даже диктор начал громко сглатывать, глаз заблестели, но слёзы тот всё же сдержал. Обе песни исполнил, сильные вещи, но на этом всё, да и время закончилось. Дальше диктор, проглотив ком в горле, видел это, повёл передачу, уже следующих приглашённых завели, а я меня обратно на место прослушивания. Исполнять те две песни не требовалось, все слышали, занялись оформлением. Насчёт песен редактор показал два больших пальца, сильные вещи. Тем более написаны в честь наших лётчиков. Погибших конечно, такое стараются не афишировать, как и потери. А уж что наши попадали в плен, тем более. А то что я выдал сколько освободил и вывел, за такое по голове не погладят. Так что оформлялись, я же ожидал что будет дальше. К моем удивлению снаружи никто не встречал, со строгими лицами, и на машине редакции, той же самой, отвезли обратно. Водитель же с восторгом описывал как слушал мою передачу в фойе редакции. Очень хвалил песни, до слёз проняли. А там домой