Возвращение. Часть II - Даниил Корнаков

Прямо сейчас Маша дала себе зарок — держать рот на замке. До тех пор, пока сюда не явится Матвей вместе с ее друзьями и не спасет ее.

Она уже не думала о воротах, которые нужно открыть. Нет. Все мысли и чувства сосредоточились на предстоящей боли, которая наверняка станет самой невыносимой в ее жизни.

— Молчишь… — Буров печально улыбнулся. — Ну что ж…

Холодные челюсти плоскогубцев, вцепившиеся в её ноготь, резко дернулась вверх.

* * *

Аккуратно разрезанные порции рыбного филе украшали небольшой стол крохотного офиса, где они решили закатить пирушку. Помимо основного блюда в пяти мисках лежала и свежесваренная картошка, обсыпанная купленной на рынке зеленью. Аромат от застолья успел распространиться по всему коридору старых офисов, останавливая чжуншановцев, проходящих мимо. Все как по немому приказу всматривались сквозь стеклянные стены, пожирая взглядами богатое кушанье.

— Я щас сдохну, — прошипел Тихон, сжимая вилку и нож. Он посмотрел на Лейгура, разливающего воду в стаканы. — Можно уже пожрать или нет, в конце концов?

— Сразу, как только подтянуться дамы, — ответил он чуть усталым голосом и покосился на вход в офис, откуда эти самые дамы должны были объявиться еще минут десять назад. — Тебе надо бы поучиться терпению, малой, не находишь?

— Чего они там застряли, не понимаю? — продолжал негодовать Тихон, проигнорировав совет. — Самим, что ли, есть не хочется? У меня вот весь день во рту ни крошки, и я…

Лейгур уже не слушал болтовню пацана, взглянув на Матвея. Тот сидел в углу на стуле, задумчиво уставившись в стену. Вид у его товарища был совсем потерянный.

— Матвей?

Не отозвался.

— Эй, Матвей?

Собиратель быстро проморгал, взглянул на него.

— Ты в порядке? — сказал Лейгур. — Вдруг замолчал.

Тот едва слышно ответил:

— Ничего, все в порядке.

Лейгур и без умения читать мысли знал, что именно беспокоит его товарища прямо сейчас: о Маше он думал, наверное, каждую минуту с тех пор, как они разошлись на «Прогрессе». И Лейгур в полной мере понимал его беспокойство, ведь кто, как не он, знал, как это мучительно трудно — расставаться с тем, кого ты любишь. А всяко хуже — расставаться навсегда.

По-хорошему, думал Лейгур, сейчас Матвею не помешало бы выпить и забыться хоть ненадолго. Но от крепких напитков они все же решили воздержаться по вполне ясной причине, назревающей завтрашним утром.

Двери в офис открылись, и на пороге показались долгожданные гостьи.

Тихон воскликнул:

— Ну наконец-то! И где вас только…

И резко умолк, когда разглядел девушек повнимательнее.

Яркий макияж подчеркивал строгость карих глаз Арины, но в их влажном блеске все равно читалась теплая, едва уловимая доброта. Легкий, почти незаметный румянец на щеках немного скрыл худобу ее лица.

Надя тоже смотрелась иначе. Кончики ее черных волос теперь выглядели острее. Губы сверкали загадочной розовинкой. Куда-то исчезла призрачная бледность, прилипшая маской к ее лицу с тех самых пор, как Лейгур впервые ее увидел. Теперь ее кожа даже отсюда казалась мягкой, как шелковое одеяло.

Матвей неловко поднялся со стула.

— Выглядите… иначе, — сказал он и сглотнул.

Арина чуть пихнула локтем Надю.

— Говорила тебе, что это тупая затея.

— Нет, нет! — поспешил добавить Матвей. — Выглядите…

Матвей долго не мог подобрать подходящего слова, и Лейгур решил ему подсобить, заодно выразив и свое мнение:

— Сногсшибательно?

— Да, именно так, — подытожил растерянно собиратель. — Сногсшибательно. Скажи же, Тихон?

Тихон молча смотрел на них с полуоткрытым ртом.

— Эй, пацан? — окликнул его Лейгур, щелкнув пальцем.

— А? Че? Да круто! Выглядят круто! Нет, правда! Честное слово. — И посмотрел на Лейгура: — Теперь-то можно пожрать?

Всех накрыло неловкое молчание. В основном мужскую половину.

— Ну что! — Надя хлопнула в ладоши. — Мы прибыли по зову аппетитного запаха. И не знаю как вы, а я умираю с голоду.

Надя подошла к столу, но прежде чем успела сесть, Лейгур подошел к ней и услужливо выдвинул стул. Отчего-то ему сегодня хотелось побыть джентльменом.

— Ох, благодарю, — улыбнулась Надя.

Матвей, в свою очередь, подошел к Арине, взял ее за руку.

— Нет, ну скажи правду, — прошептала она ему, — я похожа на пингвина с этими кругами на глазах?

Матвей улыбнулся:

— Вот тебе правда — ты выглядишь превосходно.

Сказанный комплимент усилил румянец на щеках девушки. Она в край засмущалась.

Матвей провел ее к столу, и, последовав примеру друга, выдвинул ей стул и сел рядом.

— Ну что, налетай! — объявил Лейгур, потирая ладони.

Приготовленный клыкач был превосходным. Не прошло и часа, как во всех мисках лежали одни только рыбьи кости. Тихон не постеснялся рыгнуть, довольно поглаживая живот. Надя облизывала жирные пальцы, восхваляя скрытый талант Лейгура в поварском искусстве. Потом пустые миски со стола исчезли, и на их место пришли игральные карты. Тихон, этот пройдоха, умудрился купить у барахольщика с рынка не только трубку, но и старую колоду карт, да не просто какую, а с полуголыми девицами.

— Только попробуй их у меня отнять, рыжая ты скотина, — пригрозил малец Лейгуру.

На что исландец лишь взорвался хохотом. Кажется, впервые в жизни Матвей видел, как тот от души смеялся.

Играли около часа, не упуская по возможности случая комментировать пышные формы изображенных на картах дам.

— Что у тебя там вышло, парень? Стрит? — покосился Лейгур на сложенную комбинацию на столе, когда пришла пора раскрывать карты. — А как тебе эти две сочные попки? — И выложил две карты: даму и королеву (не короля!) бубновой масти. — Флэш!

Все загоготали, и лишь один Тихон беспомощно хлопал глазами, глядя на двух сексуально подмигивающих ему с карточек дам. Никогда не проигрывающий в покер парень аж побледнел от неожиданности.

— Сволочь! — возмутился он. — Ты же мухлевал, да? Вот признайся, мухлевал!

Когда играть в карты надоело, принялись болтать о всяком. В основном разговаривали о местном рынке. Пришли к выводу, что если хорошенько поискать, у кого-нибудь из здешних торгашей обязательно будет на продажу ядерная боеголовка. Кажется, все собранное за эти тридцать лет собирателями каким-то магическим образом по итогу оказывалось здесь, на «Чжуншане».

Затем разговор плавно перетек в рассказы о мире до Вторжения. Само собой, ввиду своего возраста, главным повествователем