Сотня. Смутное время - Эльхан Аскеров

* * *

Сороковины деду Святославу отмечали в той самой роще, где некогда стояла его пасека. Лукьян уже успел вывезти все ульи, а старый дом с закрытыми ставнями больше всего теперь напоминал покинутое гнездо. Растрёпанное и пустое. Спрыгнув с коня, Матвей несколько минут молча стоял перед воротами, после чего, сняв папаху, в пояс поклонился оставленной хате. Приехавшие с ним казаки, заметив его жест, удивлённо переглянулись, явно не понимая, что происходит.

– Ты чего это, Матвей? – осторожно спросил Елизар, спрыгнув с коня.

– Дом жалко. Пропадёт теперь, – вздохнул парень, сам не понимая, что на него нашло. – Тепло тут всегда было. Душевно. И пахло всегда приятно.

– Это да. Тепло, – растерянно кивнул казак, тяжело вздыхая. – Только что уж теперь? Всему однажды срок приходит.

– Знаю. Он и сам так всегда повторял, – кивнул Матвей, шагая радом со старым кнутобоем.

– Вот и ты повторяй. Тогда и жить, и воевать проще будет. Сколь на лбу написано, столь и проживёшь. Как ни прячься, а судьба всё одно найдёт. Так что живи, как в последний день, тогда и жалеть ни о чём не придётся, – негромко, но с абсолютной уверенностью в голосе говорил Елизар, шагая куда-то вглубь рощи.

Матвей во время своих приездов регулярно собирал тут хворост и привозил мать за ягодой и грибами, но в эти дебри никогда не забредал. Более того, откуда-то вдруг взялась уверенность, что приди он сюда в то время, ни за что не сумел бы найти эту звериную тропку, вившуюся сквозь сплошной бурелом. Осторожно заведя коней в какой-то распадок, казаки привязали их к старой, потрескавшейся от времени коновязи и, сняв папахи, шагнули за высокий частокол.

Вся верхняя одежда, включая черкески, вместе с огнестрелом была оставлена на сёдлах. Входили казаки на капище в одних рубашках с непокрытыми головами. Посреди пространства, огороженного частоколом, стоял чёрный от времени столб, на котором грубо был вырублен какой-то лик. Перед столбом находилось широкое кострище, обложенное большими валунами, а дальше земля была утоптана и выложена плоскими камнями.

В очаге, которым и являлось кострище, полыхал большой костёр. Пара пожилых, но ещё крепких казаков, которых Матвей не знал, то и дело подкидывали в костёр вязанки хвороста, а в стороне, у частокола стоял крепкий бычок трёхлетка, чёрной масти, с короткими, но крутыми рогами. Судя по кольцу, продетому бычку в ноздри, зверюга эта была с норовом. Вокруг костра стояли обрубки брёвен, которые очевидно и должны были служить стульями.

– Скидай рубашку, – скомандовал Елизар, указывая на длинную лавку, у которой уже раздевались остальные. – При себе только кинжал оставь. Негоже перед пращуром совсем без оружья быть.

Кивнув, Матвей быстро избавился от рубашки и исподнего, оставшись с голым торсом. Затянув на талии пояс с кинжалом, он, чуть подумав, повесил туда же кнут и, оглядевшись, принялся прикидывать, где сесть. Судя по всему, тут имелась какая-то иерархия, поэтому лезть поперёк старших было бы неправильно. Елизар, раздевшись, повернулся к парню и, застёгивая пояс, удивлённо хмыкнул, заметив громовую стрелу:

– Это откель у тебя она?

– Дедушка перед смертью дал. Сказывал, раз уж довелось защитником побыть, значит, и носить достоин.

– Давно такого не было, – качнул казак головой. – Я и не знал. Что ж. Добре. Святослав просто так ничего не делал. Носи, раз дал, – удручённо вздохнул старик.

– Что не так, дядька Елизар? – прямо спросил Матвей, заметив этот вздох.

– То его старшего сына стрела. Я её сам ему привёз, когда того ворог срубил. Таких ещё пять должно быть.

– У меня все. Дедушка сам в шкатулку сложил и мне отдал, – тихо ответил парень, накрывая талисман ладонью.

– Наследник, – помолчав, коротко кивнул Елизар.

– Наследник, – помолчав, решительно отозвался Матвей. – Он и чётки свои янтарные мне отдал. Сам. Своей рукой.

– От, значит, как, – удивлённо протянул старый кнутобой. – Добре. Значит, так тому и быть. Святослав решил, нам только сполнить осталось. Добре. Не журись, казак. Видать, дорог ты ему был, раз он решенье такое принял, – с улыбкой закончил старик. – Пошли. К тризне готовиться пора.

Поздоровавшись с хозяйничавшими на капище казаками, Елизар подвёл парня к одному из поленьев и, указав на него, тихо велел:

– Присядь. И тут меня жди, – после чего, развернувшись, ушёл куда-то в дальний конец капища.

Присев на полено, Матвей опёрся локтями на колени и, положив подбородок на кулаки, уставился в костёр, задумавшись. Точнее, вспоминая те немногие разговоры с ушедшим стариком. То, что старик ему нравился, он понял только через несколько дней после его смерти. Было в нём что-то, что позволяло парню воспринимать старого пасечника как действительно близкого родича. То ли его мудрый, спокойный взгляд, а то ли негромкий, уверенный голос.

Погрузившись в воспоминания, Матвей и не заметил, как у костра собрались все приехавшие. Из этой медитации его вырвал голос Елизара. Подошедший старик был накрыт плащом из медвежьей шкуры, а на лице было нанесено несколько кроваво-красных полос.

– Окажи честь, наследник, – громко произнёс Елизар. – Покажи удаль.

Старик жестом указал парню на бычка, которого уже подвели к самому костру. Теперь удерживавшая его верёвка была привязана к колу, вбитому у самого столба. Поднявшись, Матвей недоумённо огляделся, пытаясь сообразить, чего от него ждут, и тут в памяти, словно вспышка, сверкнуло воспоминание об испытании первого булатного клинка. Чуть кивнув, Матвей подошёл к лавке, где оставил одежду и шашку, и, обнажив клинок, направился к бычку.

– Молодца, казак. Сообразил, – тихо проворчал кто-то из собравшихся.

Встав рядом со зло засопевшим бычком, Матвей сделал глубокий вдох и плавным движением разогнав шашку, ударил животное по шее. Так, как когда-то учил его отец. Стремительно и с оттягом. В последний момент бычок фыркнул и резко вскинул голову, словно принимая вызов, чем облегчил парню дело. Булатный клинок с хрустом перерубил могучую шею, разом отделив голову от шеи. С глухим стуком рогатая башка откатилась под самый столб, и струя крови выплеснулась прямо в костёр.

Но вместо того чтобы пригаснуть, пламя вдруг взвилось ещё выше, словно вместо крови в него плеснули бензину. От жара Матвей невольно шагнул назад, отводя клинок в сторону, словно готовясь биться дальше. Внимательно следившие за каждым его движением казаки, поднявшись, дружно произнесли:

– Любо! Он принял.

Положив клинок шашки обухом на плечо, парень повернулся к тотемному столбу и, склонив голову, двинулся обратно к лавке. Тщательно отерев клинок вынутой из сумки тряпицей, он убрал шашку в ножны и, положив оружие на лавку, вернулся на своё место. Бычка уже