Амлет, сын Улава - Адель Гельт

Эти встали в подобие строя, если так вообще можно сделать на плоту. Двое с мечами и в кольчугах во главе, двое, с топором слева, дубиной справа и без доспехов, чуть позади и по краям, оставшиеся — поднявшийся на ноги друид с бронзовым серпом наизготовку и ушибленный ослоглавец в середине.

- Я всегда предполагал, что такое построение придумал не Бонапарт, - невпопад и непонятно ляпнул Хетьяр, и он же вдруг будто опомнился: - Ты же скальд! Дерись, как подобает магу! Волшебство! - полуречь-полукрик Сигурдссона застал меня врасплох, но с толку не сбил.

Я улыбнулся. Первые двое из тех, что вновь приближались ко мне, выставив перед собой мечи, даже немного промедлили: улыбка ульфхеднара пугает тех, кто ни разу ее не видел. Чем более открыто и весело улыбается псоглавец, тем сильнее испуг.

Мне же действительно стало весело!

Край времени ухватился сам собой, да и потянул я его без малейших усилий.

Совсем утихли воды бухты. Перестал дуть ветер. Большая морская птица, пролетавшая мимо, будто застыла на месте, не умея даже взмахнуть большими белыми крыльями.

Почти застыли и эти, на плоту.

- Волшебство, говоришь… - сказал я больше самому себе, чтобы укрепиться в намерении. - Будет тебе волшебство!

Я перехватил копье особым образом — таким, какой мне успел уже показать Хетьяр Сигурдссон.

Мой дух-покровитель действительно ни разу не убивал при жизни. Мне не понять, как такое могло получиться: сильный, ловкий и весьма боевитый мужчина, что даже два годовых оборота прослужил в дружине владетеля…

Боевых Песен он не знал тоже, или все время так говорил, однако, некоторые из его особых заклятий, применяемых для мирного строительства, отлично годились и в битву. Вспомните, хотя бы, уже вошедшее в сагу потопление плота мокрых дикарей!

Я точно знал, какое из каменотесных чудес пригодится в этот раз: в три удара сердца прикинув количество, его переход в качество, диалектику перехода и мысленные образы сопротивления материалов, я облек мысль в деяние, действием же сгустил гальдур прямо в сердцевине древка Песни Пяти Локтей.

- Арматура! - выдохнул я, направляя острие копья ровно в середину противостоящей мне банды.

Это франкское слово означает, кажется, «упрочнение», но кудесники-строители будущего заклинают так стены текучего камня: тот как бы обнимает густая сетка, незнамо кем скованная из отличного железа. Такая же сетка проникает и сквозь уже застывший камень: в некоторых мирных чудесах потомки превзошли нас стократно!

Сработало сильно: немного не рассчитал. Зыбкое марево вырвалось из наконечника копья, и, быстро обретая форму, рванулось от меня к все еще едва подвижным противникам.

Гальдура сквозь копье прошло столько, и сгустился он столь отменно, что вместо чаемого сковывания противника железной сетью, всех шестерых мелко и ровно порезало на куски.

- Меня сейчас вырвет, - сообщил прозванный при жизни Строителем.

Я хотел ответить, но не успел: проваливаясь между разошедшимися бревнами плота, вдруг подумал, что плавать я научился очень вовремя.

Наставник встретил и остановил меня на крыльце большого дома, и, перед тем, как поздороваться, рассматривал долго и внимательно, будто принюхиваясь, а еще он загородил мне дорогу. Шерсть на загривке Белого Лиса встала дыбом, сам он распушился, расставил руки и ноги, и будто стал в полтора раза крупнее, чем обычно — веяло от него огромной силой, и непонятно, то ли то истекал гальдур, то ли старик и правда стал ненадолго равен Высоким…

Я молчал, а еще застыл и не шевелился. Не потому, что испугался внезапной мощи, пробудившейся в старом скальде, а просто так: устал.

- Здравствуй, Амлет, - промолвил он наконец, опустив, почему-то, вежливое именование по отечеству. - Да, теперь я, хотя бы, уверен, что ты — это именно ты.

Заворочался и заворчал, будто большой пес, Хетьяр: положительно, со временем сын Сигурда все больше перенимал некоторые мои повадки.

- Все-таки, старик понемногу выходит из ума, - поделился со мной Строитель. - Каждый раз, встретив тебя после отлучки, он прежде всего выясняет, ты ли это вернулся, и насколько это ты.

- У него была сложная жизнь, сложная и интересная, - ответил я не себе, но внутрь себя. - Я бы посмотрел на некоего Хетьяра Сигурдссона, доведись ему прожить столько сотен годовых кругов! Пусть его, мне не сложно, наставнику — спокойнее.

- Ты снова говоришь со своим духом? - уточнил Белый Лис. - Хотя да, конечно, говоришь, я чую брызги гальдура. Верно, ругаете меня, на чем Мидгард стоит, стариком называете, да еще и выжившим из ума?

- Есть немного, наставник, - я смущенно кивнул. - Но мы же со всем уважением!

- Знаю я это уважение, сам был мальчишкой, пусть и давно, - рассмеялся сын Ульвара. - Ничего, скоро и сам поймешь, что и почему. Идем.

Он развернулся на месте, сделал два шага. Большая дубовая дверь распахнулась перед ним сама собой: то ли наставник не удержался от небольшого колдовства, то ли кто-то помог с той стороны. Я двинулся следом: мы пошли куда-то в сторону спуска в обширный подвал.

Заклинательный чертог был выстроен совсем недавно, уже на моей памяти. Не знаю уж, для чего предназначил его хозяин Сокрытого острова, но прямо сейчас мы пришли именно туда.

Дверь чертога оказалась то ли прямо железной, то ли была сплошь окована полосами металла поверх прочного дерева, да еще и густо усеяна заклепками. Полосы шли сплошь, от потолка к полу, и казались мне сейчас строчками, заклепки же будто прикидывались оконечными резами огамы: присмотревшись, я даже смог прочитать несколько слов, прочитать, но не до конца понять смысл написанного.

Снорри Ульварссон долго возился с ключами: видимо, колдовской силой дверь открыть было нельзя.

Вошли. Дверь за нами закрылась, то ли сама по себе, то ли силой хитрого противовеса — я слышал про такие от подземных мастеров.

Внутри чертога оказалось неожиданно светло, пахло гретым железом и каленой солью, а еще было много, даже очень много места: мне показалось, что потолок, натурально, залы, несколько даже выше, чем должен быть пол первого этажа.

Стены были убраны занавесями из богатого златотканого шелка — я, почему-то, знал, что это именно шелк, и руны, частью даже знакомые, вышиты на нем золотой нитью. Что, кроме стен, скрывали занавеси, я не знал, но собирался выяснить в самое ближайшее время — если мне это позволит наставник.

Пока же я, повинуясь даже не слову, но жесту, проследовал к середине чертога. При этом не топал,