Амлет, сын Улава - Адель Гельт

и молот… Они… Нет, решительно, вы не поймете, нет в вас классового чутья и диалектического материализма! - Хетьяр Сигурдссон подмигнул мне, кивнул Белому Лису, и вдруг растаял в воздухе вместе с табуретом. Мы остались вдвоем, и я решился.

- Учитель, - не спросить уже было решительно нельзя, ну я и спросил. - Откуда ты узнал, что лежит у меня в сумке и где я это взял?

- Разными путями водит людей воля асов, - усмехнулся Белый Лис. - Скажем так, у меня есть свои видоки и послухи, и не все из них обитают по эту сторону моста семи цветов света.

- Получается, что ты и сам все уже знаешь, верно? - я даже немного расстроился, так хотелось поделиться своей новой историей, почти сагой, с кем-то, кто и выслушает, и поймет. - Мне можно ничего не рассказывать?

- Рассказывать ничего и не нужно, - сын Ульвара посмотрел на меня строго и требовательно, но с улыбкой. - Рассказывать. Ты лучше пой.

Я бы побледнел, не будь шерсть моя рыжей масти: отсюда следует, что и кожа под ней и без того почти белая, как и у всех прочих рыжеволосых людей, веснушки не в счет.

- Учитель, но я ведь не готов. Великая Песнь не написана!

- Не тебе решать, готов ты или нет, ученик! - последнее слово он произнес так, будто выплюнул. - Я сказал — пой, и ты будешь Петь! Спой мне. Спой обо всем, что случилось с Амлетом, сыном Улава, в его первом путешествии на Зеленый Остров!

Я и запел.

Глава 30. Пред людьми и людьми.

Гладом и рабством проклят весь мир.

Лаве кипящей умы наши гневно подобны

Взденьте же брони: ныне идем все на смерть!

Снорри Ульварссон, «Подлинная песнь скальда Амлета Улавссона по прозвищу Нэтто, спетая им по случаю окончания ученичества перед свободными людьми Фалин Эйя», фрагмент.

Спецфонд научной библиотеки имени Владимира Ильяссона, Рейкьявик.

Человек устроен так, что всегда ожидает большего, нежели получает.

Таковы жители всех населенных земель Мидгарда, даже и тех, о которых не слышал не только я, но и, верно, мой наставник, прозванный за хитрость и сноровку Белым Лисом.

Природа человеческая заповедана могучими асами равно для всех живущих: сообразно ей, человек жаден.

Именно жадность заставляет людей отправляться в дальние походы, биться не на жизнь, а на смерть за свои и чужие земли, превосходить науки и ремесла, копить богатства, заводить родственные связи и кровных недругов, в чем равняться порой с асами и легендарными героями… Таков, конечно, и я: пока не герой и не ровня высоким, но человек, жадный до жизни и всего, что она может мне дать.

Так вот: мне, поначалу, оказалось мало.

От итога Великой Песни я ожидал чего угодно — торжественной церемонии, волшебного принятия в тайное братство скальдов, великой награды или великого же порицания, буде Песнь прозвучит недостойно и неуместно… Получил — одобрительный кивок, хлопок по плечу и несколько слов.

- Это хорошая Песнь, Амлет, сын Улава из Исафьордюра, - Снорри Ульварссон дождался, пока утихнет странное эхо, из ниоткуда возникшее при последних звуках моего пения. - Даже отличная от многих, слышанных мной ранее. Одна из лучших, чтобы ты понимал.

Я подобрался: невысказанное «но» читалось в каждом жесте, каждом слове великого скальда и учителя скальдов, и думалось мне, что суть этого возражения мне не понравится.

Не понравилась: не может нравиться то, чего нет. Возражения не воспоследовало.

- Идем, брат по призванию, - просто продолжил мой, уже бывший, наставник. - Пир будет после.

Я воспрял духом и приподнял прижатые было уши: все-таки, пиру быть!

- Сейчас же нам надо, - продолжил скальд, будто не обращая внимания на то, что творится с бывшим учеником, - совершить с тобой некие иные действия, правильные и обязательные: объявить о завершении твоего обучения перед лицом жителей острова и некоторых асов, буде им взбредет блажь поинтересоваться, чего ради мы подняли шум среди ночи.

Снаружи взаправду оказалась ночь: та самая, задумчивая, наших краев, прозрачный сумрак которой имеет особое свойство. Такой ночью, при блеске, исходящем от серого безлунного неба, легко пишутся и читаются что резы огамы, что руны футарк — и для того не нужны ни лампа, ни факел, ни зелье кошачьего глаза.

Остров спал. Улицы бурга, выстроенного силами самого Снорри Ульварссона, нанятых умельцев и поколений учеников, оставались пустынны и ясны.

- Где-то я о таком уже читал, - прозванный при жизни Строителем строить в этот раз не стал: наоборот, он поспешил сломать хрупкое волшебство одного удара сердца.

- Все ты читал, - ответил я вслух ворчливо.

Белый Лис не стал мне пенять общением с духом-покровителем, как делал это раньше. Я понял вдруг, что и этот всегдашний упрек, и многие другие, заслуженные и не очень, остались в прошлом.

- Ты стал совсем взрослым, юный скальд, - вдруг сообщил мне хозяин Сокрытого острова. - Я успел научить тебя многому, но не всему, теперь же эта славная пора твоей жизни закончилась — лишь для того, чтобы начаться новой, еще лучшей!

- Когда уйдем со школьного двора, - запел вдруг Сигурдссон противным тонким голосом, - под звуки нестареющего…

- Прошу тебя, уймись! - немедленно потребовал я. - Петь ты то ли не умеешь сейчас, то ли не мог никогда… Не надо, пожалуйста, у меня чуткий слух!

- Чтобы ты еще понимал! - Хетьяр возмутился, но жуткое пение свое прекратил.

Остров спал, но уже не так крепко, как сто ударов сердца назад.

Почти в каждом доме появился свет в окне: люди просыпались и зажигали свечи или даже лампы. В стенах домов на полуночи, обыкновенно, не прорубают широких окон, и потому в комнатах их темно даже в такие, очень светлые, летние ночи.

Мне вдруг стало интересно — почему и за какой надобностью просыпаются люди. Свет горел уже и вовсе в каждом доме, не считая, почему-то длинного дома, населенного болванами.

Если интересно — нужно спрашивать, особенно, если есть, у кого. Я развернулся к Снорри Ульварссону, и обомлел.

Великий скальд, прозванный Белым Лисом, стоял, широко и крепко расставив ноги, руками же держался за посох красного дерева — доселе я его при своем наставнике не видел. Посох, в свою очередь, упирался в землю, и мне помстилось вдруг, что крепкое древко уже ушло в каменистую почву мало