Эпоха Титана - Артемий Скабер

Охранник кивнул младшему напарнику.

— Проводишь в медкорпус. Я тут присмотрю за… — он выразительно посмотрел на парней, — … остальными.

Меня повели обратно по коридору. Молодой охранник шёл чуть сзади, не спуская с меня глаз. Молчал. Только автомат в руках держал слишком уж настороженно. Какой насыщенный день.

Когда вошёл в медкорпус, сразу повеяло знакомым запахом антисептика и чего-то лекарственного — спирта, йода, застиранного белья. Яркий свет резанул по глазам после полумрака коридоров. Охранник остался у двери, я прошёл внутрь.

Сука. Как я и думал, снова начинается приступ. Вон, ладони вспотели, так ещё и сердце набирало ритм. Первым делом подошёл к Зяблику. Рыженький лежал на кровати у окна, накрытый серым одеялом. Завидев меня, тут же приподнялся на локте.

— Ты как? — коротко спросил я.

— Я ранен, — торжественно заявил рыженький, явно наслаждаясь моментом, — И мне требуется лечение и уход. Я пострадал на благо нашей страны. Даже шрамы остались.

Он откинул одеяло, показывая перебинтованную спину. На лице играла гордая мина страдальца.

— Значит, уже лучше, — пропустил мимо ушей его нытьё, — Вставай и иди к остальным. Предупреди их, что на вас захотят напасть и покалечить. Много обиженных тут, оказывается. Очень они расстроены, что мы не дохнем, как они.

— Это… — Зяблик резко посерьёзнел. Его взгляд упал на мою руку, из которой всё ещё сочилась кровь, пропитывая рукав и капая на пол, — Вот же суки охреневшие. Винят нас в своих проблемах? Совсем уже обезумели?

Он сел на кровати, лицо вытянулось.

— На всех нападут?

— На всех из десятки, — подтвердил, — Договорились группами. Считают нас любимчиками, которым везёт.

— Уроды, — выдохнул Зяблик, сбрасывая одеяло, — Надо же, мы для них слишком живучие. А то, что мы просто не тупили и слушались команд — им невдомёк.

Он начал слезать с кровати.

— Вали, — кивнул ему.

Я двинулся вглубь медпункта. Кольцова сидела за старым металлическим столом, заваленным бумагами и медицинскими картами. Очки съехали на кончик носа, она что-то сосредоточенно писала, склонившись над документом. Свет лампы падал на её рыжие волосы, собранные в небрежный пучок.

— Врач, — обратился я к ней, останавливаясь у стола, — Я поранился.

Ольга вздрогнула от неожиданности. Повернулась и посмотрела на меня. Её взгляд сразу упал на окровавленную руку. Глаза расширились.

— Владимир! — она тут же вскочила, роняя ручку. Стул с грохотом откатился назад, — Что случилось?

Подошла ко мне, схватила за локоть, разглядывая повреждение. Пальцы дрожали, когда она осторожно отвернула край рукава.

— Ржавчина? — спросила она, глядя на края раны. Голос стал профессиональным, жёстким, — Чем тебя ранили?

Пожал плечами.

— Садись, — она указала на ближайшую кушетку, не отпуская мою руку.

Оля засуетилась, доставая инструменты, бинты, склянки с лекарствами. Начались процедуры.

Сначала промыли рану. Пена поднялась белой шапкой, смывая кровь и грязь. Потом чем-то полили — перекись зашипела, защипало. Кольцова работала молча, сосредоточенно. Губы поджаты, брови сведены.

Приложила какую-то пропитанную мазью марлевую подушечку прямо к ране. Потом начала бинтовать. Белая ткань ложилась ровными витками.

Я молчал, наблюдая за её работой. Она тоже ничего не говорила, только дышала чуть учащённо от напряжения. Врач Олег — тот самый, что раньше осматривал Зяблика — постоянно крутился рядом, поглядывая то на мою руку, то на Кольцову.

— Зябликов уже выздоровел и хочет вернуться к своим, — бросил я ему, перехватив очередной взгляд.

— Правда? — поднял брови мужик, откладывая какой-то медицинский журнал. В голосе звучала насмешка, — Господин Большов, не знал, что вы ещё и медицинским экспертом являетесь. Может, вам и мой халат надеть?

— Я здоров! — тут же подал голос рыженький с дальней кровати, видимо, всё это время подслушивавший, — Можно мне уйти? Правда, я уже в порядке!

Ольга и Олег синхронно обернулись. Посмотрели на пацана, который демонстративно встал с кровати. Зяблик изображал бодрость из последних сил.

Врач хмыкнул, качая головой.

— Вон оно что… — протянул он с пониманием, — Ну ладно, давай посмотрим на тебя, герой. Раз уж ты так рвёшься в бой.

Олег направился к Зяблику. Мы остались с Ольгой наедине. Она завязывала последний узел на бинте.

Посмотрел на неё внимательнее. Маленькая, хрупкая, слабая физически, но с характером. Пыхтела от усилия затянуть бинт покрепче, старалась не встречаться со мной взглядом. Прятала глаза.

— Всё будет в порядке, — сказал я негромко.

Не знаю, зачем произнёс эти слова. Они вырвались сами, без обдумывания. Какая-то часть меня посчитала это нужным.

Кольцова тут же замерла. Руки застыли на повязке. Медленно подняла голову, посмотрела на меня через стёкла очков, и я увидел… Слёзы?

Она тихо рыдала. Плакала беззвучно, только плечи вздрагивали. Капли катились по бледным щекам, падали на мою забинтованную руку, на пол. Одна за другой.

А? Я что-то обидное ей сказал? Почему у человека такая реакция?

— Ты не понимаешь… — всхлипнула она, вытирая лицо тыльной стороной ладони. Размазала слёзы по щекам, — Викуся, она…

Голос сорвался. Она закрыла лицо руками, плечи затряслись сильнее.

— Не ты, никто другой ей не может помочь, — спокойно озвучил факты, — Тот, кто вырастил во мне ядро, может оказаться полезным.

— Знаю, — она шмыгнула носом, всё ещё не открывая лица, — Просто… просто… Ты мне ничего не говоришь конкретно. Когда я встречусь с этим человеком? Месяц? Год? Десять лет? Никакой конкретики!

Она наконец оторвала руки от лица. Глаза красные, опухшие. Смотрела на меня с отчаянием и злостью одновременно.

— Как мне поддержать сестру? Что ей говорить? — голос надломился, — Она уже второй раз пыталась покончить собой. Второй! Таблетки глотала в первый раз, в этот — вены резала. Я еле успела…

Замолчала, сглотнула. По лицу снова потекли слёзы.

И смотрит на меня, как будто я должен что-то ответить на это. Что тут скажешь? Её сестра слаба, беспомощна. То, что она хочет уйти из жизни, лишь доказывает это. Не может справиться с трудностями. Вот только Кольцова продолжала ждать от меня чего-то.

В голове всплыла информация о том, что в таких случаях люди проявляют сочувствие и эмпатию. Пытаются разделить чужую боль. Какая мерзость. Зачем брать на себя чужие проблемы?

— Владимир? — позвала она тише, неуверенно, — Ты слышишь меня?

— Услышал, — кивнул.

Она вытерла глаза, сняла очки, протерла их о халат