Эпоха Титана - Артемий Скабер

слабость как оружие. Зяблик посмотрел на меня искоса, его глаза сузились. На мгновение маска боли соскользнула, обнажив расчёт и понимание. Да, он играл. И да, он знал, что я это вижу.

— Ты просто бесчувственный, — пробормотал он, но шагать стал ровнее и тверже.

Медкорпус встретил нас запахом антисептиков, жужжанием ламп и стерильной атмосферой, которую не могли скрыть даже обшарпанные стены.

Ольга Кольцова стояла у стола, перебирая какие-то бумаги. Очки чуть сползли на нос. Она не подняла головы, когда мы вошли. Игнорирует? Или просто занята?

Олег принял Зяблика с профессиональным безразличием. Один взгляд на рану, короткий кивок, и рыжий уже оказался на смотровой кушетке. Никаких лишних слов, никаких эмоций. Просто работа.

— Нужно поговорить, — тихо бросил я Ольге, когда подошёл.

Врач посмотрела на меня и кивнула. Указала на кушетку рядом. Забрался на неё. Она приступила не сразу — сначала закончила с бумагами, затем медленно сняла очки, протёрла их, снова надела. Мелкие жесты сопротивления, попытки показать свою независимость. Детский сад.

Когда она наконец подошла, на её лице была профессиональная маска вежливого безразличия. Она взяла стетоскоп, приложила к моей груди через футболку — видимость медицинского осмотра.

— Информация, — выпалил я тихо, чтобы не слышал Олег. — Мне нужно узнать про стихийные ядра, как повышать ранг стихии в источнике. Как открыть другие виды магии. Разница между ядрами гигантов и людей. Ещё — как изменить информацию в базе данных?

Слова вылетали изо рта быстро, чётко. Я не хотел тратить время на пустую болтовню. Её глаза сузились, пальцы, держащие стетоскоп, слегка задрожали. Что-то было не так. Что-то изменилось с нашего последнего разговора.

— Ничего, — фыркнула Ольга, убирая стетоскоп.

Одно слово, выплюнутое как оскорбление. Её глаза за стёклами очков вдруг стали твёрдыми, холодными. Решительными.

— Не понял? — Моя бровь поднялась сама по себе.

— Я сказала: ничего, Большов, — задрожали её губы. — Я тебе помогаю, достаю секретную информацию. А ты так и не сказал, как мне встретиться с человеком, кто тебе… «помог». Больше ничего от меня не получишь.

В её голосе была смесь эмоций — гнев, разочарование, отчаяние. Губы дрожали не от страха, а от сдерживаемых слёз. Зрачки расширились, дыхание участилось. Классические признаки сильного эмоционального возбуждения.

Мои пальцы сомкнулись вокруг её запястья. Человеческая рука — тонкая, хрупкая, с выступающими голубыми венами под бледной кожей. Почувствовал её быстрый пульс, тепло её тела, мелкую дрожь. Но не испытывал ничего, кроме раздражения.

— Ты снова хочешь забрать свои слова?

Лёгкое давление на её кисть. Еле сдержался, чтобы не сломать. Ярость вспыхнула внутри меня.

— Мне плевать! — поправила она очки свободной рукой и вырвала свою ладонь. — Я больше не буду танцевать под твою дудочку.

Она выдернула руку резко, с неожиданной силой. В её глазах была решимость, граничащая с отчаянием. Что-то случилось, что-то, что сделало её готовой рискнуть, бросить вызов.

— У меня нет музыкального инструмента, — покачал я головой. — Да и не просил я тебя танцевать. Голой? Может быть. А так…

— Ты… — возмутилась врач и надула губки. — Я про то, что мы оба обещали друг другу. Пока это делаю только я. И моя сестра… Ей нужно… Она больше…

Её голос дрогнул, сорвался. Глаза заблестели от влаги. Сестра? Ах да, что-то было в нашем первом разговоре — какая-то история о больной сестре, которой нужна помощь. Лечение, вроде, или что-то такое. Не помню точно.

Я почти не слушал тогда — очередная человеческая драма, не имеющая отношения к моим целям. Но для неё это явно было важно. Настолько важно, что она была готова рискнуть работой, безопасностью, будущим, добывая для меня секретную информацию.

— Я же сказал тебе, что человек с тобой свяжется, когда будет готов, — шумно выдохнул.

Терпение иссякало. Эта бессмысленная эмоциональность, эти метания, это… человечество. Оно раздражало. Выматывало. Вызывало желание просто…

— А мне нужно сейчас! — повысила Оля голос. — Сейчас, понял? Либо так, либо никакой помощи больше не жди.

Её голос взлетел на октаву выше, привлекая внимание. Олег, занимающийся раной Зяблика, бросил быстрый взгляд и тут же отвернулся.

Ты охренела? Это что за выкрутасы? Будь ты мужиком, уже бы выбил зубы, а за ними вырвал язык. Даёт слово и потом не держит — хуже предателя нет. Я почувствовал, как пальцы сжимаются в кулак, как кровь приливает к лицу, стучит в висках. Но я сдержался.

— Охрана! — повернулась врач к тем, кто уже нас с Зябликом ждал. — Большов здоров. Увести!

Думаешь, что ты можешь брыкаться? Ещё посмотрим, кто кого. Поднялся с койки, на которой сидел, и покачал головой.

Меня повели. Шёл и сжимал кулаки от злости, что сейчас плескалась внутри, жгла горло, давила на грудь изнутри. Дрянная девчёнка! Выдохнул и взял себя в руки.

Два охранника — один спереди, один сзади. Крепкие мужики с тупыми лицами и пустыми глазами. Выполняют приказы, не задумываясь. Идеальные инструменты системы. Автоматы на плечах, дубинки на поясах.

Стоп! У меня не было… Приступа паники от этого места. Холодный пот не прошиб, руки не задрожали, сердце не застучало как бешеное. Что изменилось? Контроль над телом усилился? Или Большов, настоящий Большов, окончательно выдохся? Разобраться бы в механизмах, и тогда я перестрою эту оболочку на свой лад.

Вышли на улицу. Свежий воздух ударил в лицо, прогнав запах антисептиков. Серое небо, низкие тучи, влажная земля под ногами, пахнущая дождём и гнилью. Но маршрут был незнакомым. Мы не возвращались к казарме группы десять. Мы шли куда-то в другую сторону.

— А-а-а-а? — протянул я.

Вопрос, не оформленный словами. Просто звук недоумения, требующий объяснения.

— Приказ, — ответил один из сопровождающих, даже не поворачивая головы. — Ты теперь в девятой группе.

Уже? Сразу после выезда к аномалии? Что за спешка такая? Мы подошли к абсолютно такому же строению. Мне открыли дверь и впустили внутрь. За спиной раздался щелчок замка. Железо лязгнуло о железо.

Казарма девятой группы выглядела почти так же, как и десятой — те же ряды кроватей, те же тумбочки, те же тусклые лампы под потолком. Но слишком тихо и слишком пусто. Ни разговоров, ни шагов, ни скрипа пружин. Только гулкая пустота.

Огляделся. Где остальные?

Затылок покалывало от предчувствия опасности.

— Бей его! — закричал кто-то за спиной.

Глава 21

Развернулся.