Глубокий рейд. Новые - Борис Вячеславович Конофальский

И тут в радиотишине прозвучал голос Мирона Карасёва:

— Радиомаяк, запад-запад-север, семьдесят семь километров.

— Хулимсунт. Идём правильно, — сказал Фарафонов. И снова в эфире повисла тишина. Казаки вообще-то любят поболтать — ну а как ещё в многодневном пути коротать время? Молчать несколько суток, что ли? Но армейцы молчат, как в рот воды набрали. Ни звука в эфире. Может, так тут и нужно, места-то опасные… Поэтому и казаки молчат. Хотя у казаков есть на лодке кубрик, там, «раздевшись», хоть покурить можно, чай, прихваченный с собой из солдатской столовой, попить, просто подремать под кондиционером, так что людям Саблина жаловаться грех.

После полуночи, когда они, по его представлению, уже прошли Хулимсунт, Саблин вдруг среди ровных звуков урчания лодочных моторов разобрал звук новый, легкое гудение или даже жужжание со стрёкотом… Звук резко усилился, потом стал быстро удаляться, Аким поднял камеры шлема к небу, но не успел ничего рассмотреть; впрочем, это было и не нужно, он и так знал, что с лодки, идущей за ним, рядовой Лукошин запустил дрон-разведчик.

«Значит, точно Хулимсунт прошли».

И тут Фарафонов и говорит:

— Сержант Белов!

— Я, — откликается сержант из первой лодки.

— Там Ялбынъя дальше вот-вот уже будет, ты на русло не выходи, так и держи по тине ровно на запад, пока не скажу.

— Есть держать запад ровно, — откликается Белов.

Носовой фонарь лодки Саблина то и дело высвечивает корму армейского плавсредства, которым командует Белов. И сержант ведёт свою лодку как раз вдоль и мимо участка чёрной, открытой воды без какой-либо растительности. Аким думает, что там можно было пойти и побыстрее, но он понимает, что в этом случае лучше полагаться на тех, кто эти места знает.

Глава 35

И не прошло и десяти минут после приказа Фарафонова, как он вообще останавливает движение одной фразой:

— Моторы глушим! Фонари гасим.

Денис перевёл камеры шлема на Саблина, и так как тот ничего ему не сказал, выключил моторы. И погасил кормовой фонарь, носовой погасил Кульков. Стало темно, но ожидаемой тишины не настало, так как командирская лодка продолжила движение, пока не поравнялась с лодкой Саблина.

— Прапорщик, перебирайтесь ко мне, — произнёс лейтенант. Он был светлым пятном в предутренней темноте, так как сидел за монитором управления дроном, Лукошин был тут же.

— Хороший у вас дрон, прапорщик, — сообщил ему лейтенант, указывая на монитор.

Саблин сразу понял, на что тот указывает: на тёмном фоне болота, выхваченная дорогой инфракрасной камерой, светилась белая точка.

— Бандиты? — спросил Аким. Он догадывался, что эта встреча никак в их планы не входила.

— Нет, лодка широкая, большая, — говорит Фарафонов, — мотор вон как хорошо виден, прожорливый, просто пылает… У бандитов местных моторы дорогие, типа ваших… У них теплоотдача намного меньше… Так что… это переделанные.

Странное дело, но на секунду прапорщику стало полегче. Переделанные — не его проблема, во всяком случае сейчас; а Фарафонов продолжал:

— У них по штатному расписанию должен быть и РЭБ, и рация, и дрон… Странно, что лодка одна, обычно они парами ходят, может, считают эти места своими, безопасными, думают, что хорошо их знают… Идут, даже дрон не запускают…

«Да, если бы в воздухе был дрон где-то рядом, Мирон сразу сообщил бы. Он от РЭБа не отходит, а значит, идут они беспечно, о нас не догадываются».

— И что будем делать? — наконец спрашивает Аким.

— Вообще-то, перехват плавсредства противника — наша главная боевая задача, — после вздоха начинает лейтенант. — Лодка идёт прямо по руслу навстречу нам, пройдёт в пяти сотнях метров от нас, и по идее я должен встретить её с двух направлений из пулемётов в перекрёст, подавить, обездвижить, чтобы предотвратить ответный огонь и потери в личном составе, накрыть её миномётом, потом попытаться добыть языка, если какой останется, взять трофеи, в идеале найти планшет офицера, — всё, что говорил Фарафонов, слышали все, и солдаты, и казаки, — понимаете, прапорщик, иной раз мы сутками гоняемся вот за такими лодочками, патрули высылаем, ищем их, а тут сами плывут… — и он снова вздохнул, — но, учитывая важность поставленной перед нами задачи, эту цель нам придётся отпустить.

Это лейтенант говорил скорее не Саблину, а своим подчинённым, объяснял им сложившуюся ситуацию, чтобы они понимали, почему отпускают главных своих врагов. И Аким был ему благодарен и даже предложил в свою очередь:

— Может быть, уничтожим цель, раз так удачно на нас вышла?

Но, к его радости, Фарафонов не согласился.

— Можно было бы сделать и так, но у нас нет гарантий, что мы с первых попаданий уничтожим им рацию. А если нет… успеют радировать о нашем нападении. На Хулимсунте их сразу услышат, поймут, что мы тут. А это нам совсем не нужно, зря мы, что ли, всю ночь по тине ехали? На Хулимсунте напрягутся, заинтересуются… Там тоже не дураки живут. Могут помешать. Послать за нами пару лодок с дронами — последить, лишить нас эффекта внезапности, — теперь, когда всем всё было ясно, лейтенант скомандовал: — Рации и РЭБ только на приём, фонари гасим, моторы не заводим… Всё, молчим, притаились…

И Саблин молча перелез в свою лодку. И все замерли, и даже Лукошин увел дрон от лодки переделанных подальше, чтобы те, не дай Бог, не засекли его и не стали волноваться.

И буквально через пять минут почти шёпотом Карасёв сообщает:

— Рядом они уже. Северо-запад, тысяча восемьсот от нас.

И время пошло. Тишина, только мошка монотонно гудит над болтом. Прапорщику даже начинает казаться, что микрофоны ловят доносящиеся с севера звуки мощного мотора. И Аким выкручивает микрофоны на максимальную чувствительность. Так и есть… Мотор. Звук грубый, резкий. Даже армейские моторы, и те работают мягче. И звук потихоньку приближается.

— Мирон, — наконец не выдерживает Саблин. — Где