Владыка Пустоты 4 - Михаил Беляев

окна и, запнувшись по пути о гантелю, спрятавшуюся в темноте под мятой майкой, села на диван. Скользнула взглядом по расстеленному, мятому футону со своей родины, по горам скопившегося мусора, и остановила взгляд на темной рамке с фотографией в шкафу.

Даже с выключенным светом она чувствовала взгляды тех, кто смотрит на неё с этой фотографии. Большинства из них уже нет в живых.

— Вы бы удивились, как я шикарно устроилась, — она с усмешкой отпила ещё и закашлялась. Во рту снова появился привкус крови.

— Я знаю. Жалкое зрелище, — Хошино вздохнула и прижала к щеке холодную, запотевшую банку. — Вы бы не оценили как я распорядилась временем, оплаченным вашими жизнями. Вы бы…

Её прервала трель дверного звонка, за которой последовали три гулких удара. А за ними — еще два.

Очень знакомый сигнал.

— Да ладно… — прошептала она и, отложив пиво, поспешила к двери. Задрожавшие руки открыли два замка, майор толкнула дверь и замерла.

— Прости, что внезапно, пустишь к себе на ночь?

* * *

— А…

Я улыбнулся хлопавшей глазами Хошино, явно не ожидавшей меня увидеть к полуночи в своей квартире. На ней были лишь коротенькие домашние шорты с расстегнутой верхней пуговкой да мятая черная майка, обтянувшая её высокую грудь. В училище она носила такие же, когда мы оставались в её комнате. Но чаще вообще без них.

Скользнув по мне внимательным взглядом, Аями моментально втянула меня в квартиру, гулко закрыла дверь и заперла её на обе вертушки.

— Ты ранен, — снова глянув на меня, наконец произнесла она. — Когда ты успел? что произошло?

— Долгая история, — отмахнулся я. — Слушай, мне нужна твоя помощь…

— Это я и сама вижу, — едко усмехнулась она. — Слава, куда ты опять умудрился встряпаться? И где Карина? На твоем месте я бы неделю не выпускала её из своей постели и…

— Её арестовали опричники, — перебил я. — И мою сестру тоже.

Хошино помрачнела, улыбка быстро сошла с её лица.

— Что вы натворили?

— Позже рассажу, — я скривился от пронзившей тело боли. — Давай сперва раны обработаю…

— Ох черт! — она хлопнула себя по лбу и, щелкнув выключателем, махнула мне. — Проходи в гостиную, сейчас принесу аптечку. И это, не обращай внимания на беспорядок…

— Ага, — я скинул обувь и, держась за бок, вошел в гостиную и включил свет.

Тусклая лампа осветила просторную комнату, наполовину занятую шкафами и широким диваном, а наполовину — заваленную ношеной одеждой, упаковками от еды и прочим мусором. Здесь царил настоящий бардак. И посреди него — расстеленный на полу футон со смятой подушкой.

В воздухе витал запах её духов и пива, крепко смешавшийся с тонким ароматом женщины. Его бы не учуял другой, но я знал его. Вдыхал сотни раз раньше, оттого и безошибочно уловил среди прочих запахов.

— Смотрю, кое-что в тебе не меняется, — издав смешок, я пробрался к окну сквозь завал из одежды и плотно задернул шторы.

— Что? — донеслось с кухни. — Садись на диван, я сейчас!

Последовав её совету, я с трудом стянул с себя изорванную куртку и рубашку, насквозь пропитавшуюся кровью. Одного взгляда на себя хватило понять, что мне сказочно повезло: ни одного жизненно важного органа опричники не задели, даже раны оказались не столь глубокими.

— Знатно тебя потрепали.

Я встрепенулся: Аями вошла в зал с большим кофром с красным крестом в руках. Поставив его рядом на диван, открыла и принялась деловито возиться с содержимым.

— Угораздило же тебя, — хмыкнула она, косясь на кровоточащий порез на моем боку, и протянула антисептик. — Чего сразу не обработал?

— Были дела поважнее, — отшутился я, принимая баллон. Сорвал крышку и густо набрызгал пенящуюся жижу поверх запекшейся крови. Средство зашипело, а все тело пронзила такая боль, что искры из глаз полетели.

— Ух твою же… — я стиснул зубы.

— Забыл, каково это, да? — хихикнула Аями и глянула на окровавленную кучу, бывшую моей рубашкой. — Скажи спасибо, что до сих пор не истёк кровью. Зато загадил мне весь пол.

— Ну прости, — натужно фыркнул я и, взяв салфетку, принялся стирать кроваво-розовую пену с кожи. Средство убивало заразу в ранах и закупоривало сосуды, не давая человеку истечь кровью. Но моим ранам нужно было лекарство посерьёзнее.

— Пластицитрон есть?

Аями недобро заулыбалась.

— Может тебе сразу водки и порошков веселящих насыпать? — развеселилась она.

— Я серьёзно.

— Найду, — вздохнула она и откопала на самом дне аптечки тюбик с белым порошком. — Только всё за раз не грохни.

— Спасибо.

Скрутив крышку, я примерился и сыпанул в рану порошка. Половина просыпалась мимо, но половина попала точно на рану. Раздалось шипение, по комнате разнесся едкий химический запах ржавчины.

В тот же миг тело прострелила такая волна боли, что потемнело в глазах. Я выгнул спину, едва не выронив тюбик с лекарством.

— Сказала же, экономнее! — заворчала она и отняла тюбик. — Откинься назад, сама сделаю!

Стиснув челюсти, — а боль от средства была просто невыносимая, — я засопел и послушно оперся спиной на диван. Аями села напротив, между моих разведенных ног, стянула пальцами края раны на правом боку и посыпала сверху порошком.

— Угхх! — я зажмурился от боли, пронзившей всё тело до самых костей.

— Терпи, князь, это тебе не служанок соблазнять, тут терпение нужно, — Аями перешла к следующей ране и повторила экзекуцию. Я стиснул кулаки так, что ногти впились в кожу, и застонал. Боль была просто адская.

За десять минут она обработала каждую мою рану, заставив вдобавок еще и стянуть штаны — я даже не заметил довольно глубокого пореза на бедре.

— Всё, пластырь сам наложишь, — закрыв банку, она кинула её в аптечку и потянулась за банкой с пивом, стоящей рядом.

— Спасибо, — я скосил глаза на первую рану — порошок уже превратился в полупрозрачную эластичную массу, не дававшую ране разойтись. Пройдет несколько часов, и ускоренная регенерация срастит ткани, а через сутки не останется даже рубца. Но порошок, входивший далеко не в каждую боевую аптечку, брал свою цену.

— Так что с вами стряслось? — Аями села на пол напротив меня и, привычно сложив ноги по-турецки, отхлебнула из банки. — Рассказывай.

—