Вскрытие и другие истории - Майкл Ши

– Такое дело, – сказал мне Иаф. – Я завтра пойду в кино сниматься.

На этот раз брови выгнул я.

– Дурак, и зачем тебе это?

А он просто рассмеялся и махнул рукой. Я, по большому счету, ответа и не ждал. Вверх уходили тридцать этажей балконов, вниз – двадцать, на перилах свисали такие же, как и мы, приматы на соцпособиях, теснились они и на пронизывающих внутренний двор мостиках на каждом этаже. Воздух был настолько битком набит животным гамом, что стал спертым, и казалось, перегнись я через перила, смогу зачерпнуть из него пригоршню. И все же звуки выстрелов шум вряд ли бы перекрыл – как раз их мы тогда и услышали. Подняли взгляд и увидели парня – он перелезал через перила шестью или семью уровнями выше.

– На третий! – прикинул Иаф.

– На четвертый! – воскликнул я, потому как мне показалось, что кривая полета у парня какая-то плоская. Но Иаф оказался прав: парень долетел до третьего от нас перехода, дернулся и продолжил падать. Так что я похлопал приятеля по плечу и отдал ему талон на еду.

– Так что за фильмец? – спросил я.

– «Инопланетная паутина».

– Ясно. От студии «Плутон». Историческая научная фантастика, действие происходит в конце двадцатого века, фильм о вторжении инопланетян.

Мне вроде как даже прозвище дали, за то, что я в библиотеке часто пропадал, и мне нравилось ему соответствовать. Я изредка почитывал ежедневные газеты, но новости культуры любил, следил за ними. Вид у Иафета был довольный и хитрый.

– Вот оно, Руфус. Мой билет в жизнь. Кстати, ты ведь тоже можешь. Чего бы и нет?

– Совсем сдурел, Иаф?.. Ах ты сволочь!

Сволочью я назвал не Иафа, а того, чья рука залезла мне в карман. Я развернулся, размахивая кулаками, и отморозок со змеиными локонами отшатнулся. Рядом стоял его друг, но Иаф подступил ко мне поближе, и парочка, нырнув в толпу, исчезла.

– Так о чем мы? – продолжил я. – Может, у тебя и полная безнадега, но у меня-то нет. До этого мне еще далеко. Я не устал от жизни.

– Не устал тут жить?

Он улыбается. Вид у него безмятежный. И тут я понял, что он настроен серьезно, что его слова – не пустая болтовня.

И чувства меня двойственные охватили. С одной стороны, восхищение – мой друг взял и решился на авантюру. С другой – мне самому захотелось что-то этакое совершить. Но мне нравится самому всякое придумывать. Не по душе мне чужие инициативы.

– Видимо, еще нет, – сказал я ему. – Ты ведь шутишь, да? Ты ведь не дурак, не покупал билет на метро до студии?

– Нет, мой добрый призрак, я взял два билета.

Я растрогался. После того как попадаешь в мир кино, сложно друзей сохранять, но Иаф бы обрадовался, если получилось бы взяться за новое не в одиночку, а вместе. Я бы тоже стал чуточку счастливее. Предложение его больше не казалось мне безумным, но принять я его не мог.

Я покачал головой.

– Мне за тетей Харриет смотреть надо. Скоро ее из «Голограммы» забирать.

– Слушай, Руфус. Купи ей лет десять в кинотроне каком-нибудь. А через два дня, если вернешься, то сможешь купить пяток, а то десяток лет работы на ферме.

– На какой станции будешь? И во сколько? – спросил я, а мысленно удивился: «Неужто я это сказал?»

Иафет засмеялся, похлопал меня по плечу и ответил.

– Не жди, если опоздаю, – предупредил я.

Вот так все просто и вышло. Но мозг, разумеется, переварил все не сразу. Не проплыв и половины толпы на обратном пути, я покачал головой и решил: к черту, никуда я завтра не поеду. Но мысли о кино не давали мне покоя. В «Голограмме» я послонялся без дела, смотрел, как старики играют последние раунды, прежде чем стукнет три часа и их уведут сопровождающие. Старушек вроде тети Харриет ты наверняка встречал – ей под восемьдесят, старшая сестра мамы, а всего в семье их было девять. Всегда меня забавляло, как она валит быстрые голограммы, – пожилая леди, охваченная рьяным азартом. Не потеряй она ноги, отправилась бы прямиком в студию «Плутон». Так чего же медлил я, с двумя здоровыми конечностями, не имевший живых родственников кроме нее? Чего ждал?

В «Голограмме» сопровождающие работали отличные: платили им хорошо, так что поддавались они редко, – потому-то старики нашего уровня там и тусовались. В комнатушке восемь на десять целый день мало кто выдержит сидеть, и неважно, есть у тебя талоны на видео и сок или нет. Обычно я тетю до квартиры провожал, как многие родные делали, потому что сопровождающие, может, и хорошие, но их всего двенадцать на уровень было.

В тот день на сок тратить не пришлось – никто не пытался пробиться сквозь их щиты или попасть под их палки. Мы все стояли на транспортере к нашему комплексу, и тетя ворчала и сетовала на свои недуги, а я фыркал и говорил ей, что не надо быть такой неженкой – так как знал, что именно это она и хотела услышать в ответ, – и в то же время, догадайся, о чем я думал? О помарках в библиотечных книгах.

Верно. Кассеты не испортишь, но вот считывающие терминалы пинали все кому не лень, и половина только размытую картинку показывала, да и мне нравилось читать старые книги. Многие в пленку не перевели, и вряд ли когда-то переведут. Прошлое необъятно, мир огромен, все дела, верно? Много странностей вылезало и прорастало из этих книг, стоило только покопаться в их темных уголках со словарем. Но не буду тебя грузить – просто знай, что библиотека для меня была особым местом, там и дышалось легче. Но вот эти помарки. Сам не знаю как, но я наловчился читать и шел по тексту сквозь кучу надписей вроде «пошел в задницу», или «отсоси» – и это без всякого рентгена. Но, бывало, не получалось: сидел, читал себе взахлеб, а тут раз – все вырезано после шестой или шестидесятой страницы. И вот я стоял на транспортере и думал о книгах, о том, что разбирать зачерканные слова – все равно что разглядывать мир через грязное окно. Вот так и жили мы в зоопарке – впустую тратили время, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь треснувшее грязное окно.

– Тетя, – сказал я, – хочу купить тебе десятку в каком-нибудь кинотроне.

– А платить чем будешь?

– Талоном на сок. Завтра он мне не понадобится, уеду на целый