Электро: Протокол "Тираниум" - xxxFantasy

— Учись давать отпор, — усмехался отец, наблюдая за их стычками.

Полина научилась давать отпор, но не так, как хотел отец. Она стала мастером маскировки своих истинных чувств, научилась притворяться послушной, сохраняя при этом свою независимость мышления.

В доме царила атмосфера страха и подавления. Отец, привыкший к криминальному миру, переносил его законы в семью. Его жестокость не знала границ, а любое проявление слабости каралось.

Полина видела, как брат впитывает эти уроки, как становится отражением отца. Она понимала, что если не изменится что-то в её жизни, то Паша вырастет точной копией их отца — безжалостным, расчётливым, не знающим пощады.

Но изменить что-либо она не могла. Её попытки сопротивляться всегда заканчивались жестоким наказанием, а побег казался невозможным — отец знал все её слабые места, держал в постоянном страхе и неуверенности.

Дни сливались в монотонную череду подчинения и ожидания. Полина жила словно в полусне, понимая, что каждый день приближает её к той черте, за которой нет возврата. Но даже в этом кошмаре она продолжала мечтать о свободе, о жизни, где не нужно будет бояться собственных мыслей.

Отец всё больше дистанцировался от Полины, словно она была бракованным инструментом, не оправдавшим его ожиданий. Его взгляд становился всё холоднее, в нём читалось явное презрение к её «мягкости» и неспособности соответствовать его жестоким стандартам.

С Пашей же он обращался с особой жестокостью, словно пытаясь выбить из сына малейшие признаки слабости. Каждое проявление эмоций, не соответствующих его представлениям о «настоящем мужчине», встречало жёсткое подавление. Отец методично выковывал в младшем сыне своё отражение — безжалостного, расчётливого хищника.

— Значит так… — его голос звучал отрывисто и резко. — Пашу не трогай, пусть делает что хочет. Приготовь поесть. Мы с мамой вернёмся к вечеру. Понятно?

Полина лишь молча кивнула, стараясь не встречаться с ним взглядом. Она уже давно научилась не показывать своих чувств в его присутствии.

Хлопнула входная дверь. Отец и мать уехали на дачу, оставив её наедине с братом. Полина заперла дверь, провернула ключ в замке и подошла к окну. Наблюдая, как машина скрывается за поворотом, она почувствовала странное облегчение, смешанное с горечью.

На кухне девушка принялась за готовку, механически выполняя привычные действия. Мысли крутились вокруг странного ощущения, что что-то должно произойти. Она не могла объяснить это чувство, но оно нарастало с каждой минутой.

Часы тянулись медленно. Полина занималась домашними делами, стараясь занять себя хоть чем-то. Периодически до неё доносились звуки из комнаты брата — шумные игры, крики, грохот падающих вещей. Паша, как обычно, не обращал на неё внимания, считая себя выше таких мелочей, как вежливость или уважение к сестре.

А потом это случилось. Сначала перед глазами вспыхнули надписи, стёкла задребезжали, а затем всё вокруг погрузилось в хаос. Звуки сирен, крики людей, грохот разрушений — апокалипсис пришёл внезапно, безжалостно стирая прежнюю жизнь, все планы, мечты и надежды.

В этот момент Полина поняла, что её прежняя жизнь, полная боли и унижений, теперь казалась почти идиллией по сравнению с тем, что ждало их впереди. Но в глубине души она почувствовала странное освобождение — возможно, это был её шанс начать всё сначала, вдали от тирании отца и его жестоких уроков.

26. Прошлое

Я стоял на балконе, впитывая каждую деталь знакомого пейзажа. Десятый этаж давал потрясающий обзор на двор, где жизнь текла своим чередом. Старик с собакой, смеющаяся мать с ребёнком, спортсмен в наушниках — всё казалось таким правильным, таким настоящим.

Но в моей голове всё ещё эхом отдавались сцены из жизни Полины и её отца, промелькнувшие передо мной словно кадры ускоренного фильма. Жестокость, манипуляции, боль — всё это было так свежо в памяти, будто произошло только что.

Внезапно щелчок замка вырвал меня из размышлений. Мама. Она вошла в квартиру, и время будто замедлилось. Та же походка, те же движения — всё было таким родным, таким знакомым.

— Костя?! — её голос, тёплый, живой. — Ты чего там? Всё в порядке?

Я не мог поверить своим глазам. После всего того кошмара, что я только что увидел, после всех этих смертей и страданий — она была здесь, живая, настоящая.

Сделав шаг вперёд, я бросился к ней, не в силах сдержать эмоции. Мои руки обхватили её плечи, и я почувствовал, как по щекам катятся слёзы.

— Мама? Это ты? — прошептал я, вдыхая знакомый аромат её духов.

Она обняла меня в ответ, её руки были такими тёплыми, такими родными.

— Конечно я, сынок. Что-то случилось? — её голос дрогнул, выдавая беспокойство.

Я пытался собраться с мыслями, но всё, что произошло, казалось теперь каким-то нереальным. Апокалипсис, видения, жизнь Полины — всё это смешалось в голове в безумный калейдоскоп событий.

— Я… не знаю… всё это кажется сном, — признался я, всё ещё не в силах отпустить её.

Мама мягко отстранилась, глядя на меня с тревогой и нежностью.

— Всё хорошо, Кость. Наверное, тебе приснился дурной сон… Пойдём, выпьем чаю. Успокойся, всё хорошо.

Её забота была такой привычной, настоящей. Мы прошли на кухню, и я сел за стол, всё ещё находясь в каком-то странном оцепенении. Мама хлопотала у чайника, и её движения были знакомыми, успокаивающими.

Пока вода закипала, я рассматривал её: те же морщинки вокруг глаз, та же небольшая сутулость, те же заботливые руки. Но теперь я видел её по-новому, словно сквозь призму пережитого кошмара.

Чайник засвистел, наполняя кухню уютным звуком. Мама поставила передо мной чашку, и я вдохнул знакомый аромат. Может быть, это и есть спасение? Возможность вернуться к тому, что было потеряно?

Пока я пил чай, мама рассказывала о своих делах, о том, что произошло за день. Но я едва слушал её, погружённый в свои мысли. В моей голове всё ещё звучали слова Полины, крики её отца, хруст ломающихся костей…

В квартиру вошёл отец — высокий, широкоплечий мужчина с уверенной походкой. Его руки были немного шершавыми от работы, а на ладонях виднелись характерные мозоли. Он поприветствовал меня, как обычно отметив мою «расхлябанность», поцеловал маму в щёку и, не торопясь, вымыл руки в раковине.

— Ну что? — спросил он, усаживаясь за стол и поправляя салфетку на коленях. — Опять о девочках думаешь? Восемнадцать лет, а всё дома сидишь…

Мама, как всегда, встала на мою защиту, её голос звучал мягко,