Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

Это рычал Солнышко – огромный, яростный, ненасытный. Обернулся он огненной птицей и вылакал пламенным языком всю воду, что нашел на земле. Без воды не стало на свете жизни, и наступила долгая Великая Засуха. Застонали звезды, возопила Матушка, прокляла своего коварного Первенца, повелев остальным детям навсегда забыть его настоящее имя. Гнев ее ушел глубоко и опутал корнями изможденное тело.

День за днем, год за годом летал Солнышко по небу, устали крылья его, и решил он спуститься ненадолго на землю. Тогда отважная дочь ее Гарнаталзбета, прекрасная, как белый лунный свет, обратилась высокой остроглавой горой, а Солнышко, приземляясь, вспорол об ее вершину свой набитый живот. Окатили склоны похищенные воды и горячие внутренности, полились вниз – и напитали, удобрили иссохшую почву. Рухнул к подножию поверженный гигант, выросли из костей его новые леса, появились из желчи птицы и звери, а от плоти и крови его родились первые люди – колдуны и колдуньи.

Взглянула Матушка на свое заблудшее дитя, прижала в последний раз к груди и сказала: «Из чрева моего вышел ты, сердцем я любила тебя и ненавидела, а разум мой велит простить тебе твою ошибку». Высекла она искру своего гнева и обратила Первенца в чистый огонь, чтобы вечно летал он по небу и согревал мир теплом.

– Маззаны всегда знали, что Корней будет три, – сказал Мескер, погладив блестящую шею рыжей кобылы. – Мы умеем читать звезды и обожаем карты – не важно, гадальные или путевые. В чреве Матушки пустила корни плакучая ива, сердце бьется в скале Соснового Утеса, а разум, соответственно, надо искать еще западнее. У берстонцев есть поверье, что Старая Ольха – колдовское дерево, которое всегда стояло на своем месте и будет стоять, пока мир не рухнет. Они не знают, откуда это поверье взялось. А я знаю. Мои предки его туда привезли.

Нерис вздохнула. Она быстро привыкла к своеобразной манере речи спутника, но он говорил так много, что уши уставали ее воспринимать. Мескер словно провел десяток лет в глухом лесу, куда не то что люди не хаживали – даже звери пугались звука гнусавого голоса и разбегались, не желая составить ему компанию. Нерис погружалась в собственные мысли и пропускала целые пассажи, но потом Мескер тыкал во что-нибудь пальцем, или задавал отвлеченный вопрос, или стягивал с носа шарф и чесал бороду.

Он делал это не так уж часто, но Нерис всякий раз вздрагивала даже при мимолетном взгляде на его лицо. Мескер все замечал и делал вид, будто ему плевать, хотя вскоре вместо одного слоя повязки стал наматывать по два-три. Он вообще весь напоминал капусту: под плащ из грубой темной шерсти надевал по меньшей мере еще один, посветлее.

В тени деревьев воздух стоял прохладный, но Нерис все равно хотелось пуститься в галоп и почувствовать играющий в волосах ветерок. И побыстрее добраться до этой ольхи.

Когда они выехали на прогалину и Нерис подбодрила заскучавшего Имбиря, Мескер вдруг тоже оживился, заерзал в седле, снимая с себя верхний плащ, а потом протянул его ей.

– Прикройся, – сказал он, как будто Нерис сидела на коне голая, хотя на ней было несколько слоев ткани, металла и кожи.

Она сообщила об этом Мескеру, и он усмехнулся:

– В том-то и дело. Мы больше не в Хаггеде.

– Ты поэтому стал так запросто со мной разговаривать?

– Ты ведь моя прелестная глупенькая сестрица, которую я провожаю к жениху. Как еще мне с тобой разговаривать?

Она подвела Имбиря поближе к кобыле Мескера и перебросила темный плащ через луку его седла.

– Оставь себе. Я надену свой.

– С соболиным подбоем? Желаю удачи.

Нерис попыталась повторить особенный взгляд матери, которым та осаживала зарвавшихся мужчин, но Мескер встретил его улыбкой, ехидно сузившей синие глаза.

Путь обещал быть нелегким.

Разглядывая в свете костра подробную маззанскую карту, Нерис все тверже в этом убеждалась. Мать просила дать знать, как только они пересекут границу, но рыбацкая хижина, в которой должен был сидеть связной, оказалась пуста. Этого, пожалуй, следовало ожидать. Достучаться до соседних узлов тоже не вышло: кто-то методично вырвал сразу несколько звеньев длинной цепи – если не уничтожил ее целиком.

Нерис руку дала бы на отсечение, что здесь поработали Иголки. Возможно, мать права насчет Реевиса – хотя откуда коварству взяться в таком тщедушном теле? Да и Шиира отличалась обостренной подозрительностью, свойственной тем, кто сам привык искать легкие пути. Чтобы сестра влюбилась в предателя и почти что вышла за него замуж? Скорее Мескер перестанет храпеть во все носовые завертки.

Безмолвное небо глядело свысока на спящую землю, а Нерис не спала. Она очень сожалела теперь, что не умеет читать звезды. Танаис когда-то учила ее основам этого искусства, но со временем все за ненадобностью забылось. Вот бы сейчас увидеть там, в вышине, добрый знак. Убедиться, что с Басти все хорошо.

В волчий час Нерис растолкала Мескера и легла подремать под теплый бок Имбиря, но сон убегал от нее, как вчерашняя клятая лягушка. Они поймали двух квакуш на берегу реки, недалеко от рыбацкой хижины, и решили попытаться преодолеть водный путь до следующих узлов – если хоть один из них все-таки сохранился. Нерис отправилась по течению, к Хаггеде, а Мескер – дальше на запад.

Уже на закате они переглянулись и одновременно сообщили друг другу, что лягушек, похоже, сожрали птицы. Ощущения не из приятных. Но еще неприятнее – осознавать, что они с Мескером сами по себе.

Что западнее Хаггеды? Вот теперь и увидишь, царевна Нерис.

Она расчесала волосы и заново заплетала их в косу, пока Мескер подчищал, как мог, следы ночной стоянки – на всякий случай. Сколько еще впереди таких стоянок? Что ждет между ними? Каково это будет – отправиться в обратный путь и знать, что в следующий раз ляжешь спать уже ближе к дому? Нерис завязала ленту тугим узлом и спросила:

– Я должна буду что-нибудь сделать, чтобы помочь тебе достать Корень?

Мескер словно ждал этого вопроса.

– Да. Тебе нужно от меня забеременеть, – сказал он и через мгновение во весь голос расхохотался. – Ты бы видела свое лицо!

– Не шути так.

– Повинуюсь, моя царевна.

– Не смешно, Мескер. Я ради этого оставила свою дочь. У тебя-то, наверное, нет детей?

Он размашисто пнул черную головешку и резко стянул шарф с носа.

– А ты как думаешь?

Нерис отвернулась как будто бы