Изъ Москвы с любовью (том 2) - Сергей Анатольевич Кусков

Блеф сработал, встречных вопросов мне задано не было. Из чего заключил, что либо я пальцем в небо угадал, либо семейные предания и архивы у Басмановых есть, и боярыня что-то знает.

— В моём видении он это сделал, — продолжал я, — так как не видел силы за царём, а Ксения не стала фигурой. Но это повод. А причиной такого поступка была… Местническая обида. Место, ему, понимаешь дали ниже, чем кому-то! Для нас это тьфу и растереть, но для тех людей — событие. Но скажу так, в истории полно примеров, когда люди занимали место ниже, чем требуется по положению. Да, блин, сам царь Борис таковым стал вопреки! Он даже не Рюрикович! И ничего, все съели. И таких, кто смирился, принял и доказал делами лояльность — пруд пруди! Понимаешь глубину задницы? Он предал потому, что хотел предать, вот главная причина! Кстати, его это от позорной смерти не спасло, в видении его вместе с Отрепьевым зарубили и выставили тушку на Лобном месте на обозрение и оплевание, но это уже другая история.

Боярыня продолжала молчать, анализируя и меня, мой вид, мою подачу материала — всё же аргументы я использую совсем не привычные… Да для любого мира! Но судя по взгляду, пока что меня считают пусть с натягом, но адекватом. А значит продолжаем:

— В реальной истории ваш предок на это не решился, и мы три столетия считали вас опорой трона. Как же, самый близкий человек Ксении, стоявший у истоков новой государственности! Куда ж ближе для правящего рода? И тут такой удар от вас, его потомков. Только не заливай, боярыня, что не спишь и видишь, как маму сместить и республику в стране установить.

Собеседница усмехнулась, но как-то грустно. Откинулась на спинке кресла. Посмотрела на одну из моих дружинниц, на вторую.

— Такое чувство, что не с пацаном малолетним разговариваю, а с опытным мужем. Ещё и стыдишь меня! А главное, и ответить нечем — будет выглядеть, будто оправдываюсь.

— А ты как есть признай, — теперь усмехнулся я. — Без оправданий. Как констатацию.

— А и признаю! — зажглись блеском её глаза. — Да, так считаю, и не скрываю. Я ведь не против твоей матери, как таковой, я против самодержавия, как института! Не может человек, даже гениальный и талантливый, успешно править ОДИН, Александр Карлович! Власть надо делить между группой ответственных, в которой даже по закону математики талантов будет куда больше одного. И сделать они, ведомые не страхом перед монархом, а волей и интересами державы, куда больше смогут. Однако я свои воззрения хоть и не скрываю, но и в дрязгах и заговорах не участвую, и вот этим попенять у тебя не выйдет. Участие это одно, но думать-то мне, как хочу, никто не запретит!

Хлоп-хлоп-хлоп. Это я в ладоши похлопал.

— Да и не собирался пенять, честно! Наоборот, я бы обрадовался, если б ты участвовала — ибо так проще для всех, для страны. Знаешь, что самое обидное, боярыня? — снова подался вперёд. — Оно ведь как, когда против тебя выступает адепт злой воли, апостол Мирового Зла, жаждущий власти ради власти — оно куда ни шло, старо как мир, понятно. Не обидно такому проигрывать. Но вы всё это сделали, порвали вековые связи с сюзереном, ради чего? Ради фикции! Обмана! А в отличие от адепта Мирового Зла, упоротый фанатик, выступающий за всё хорошее, сделает для государства куда больше плохого, чем отпетый циник-прагматик-карьерист. Ты, боярыня, и тебе подобные, куда опаснее, чем любые Милославские, Трубецкие, Морозовы и иже с ними вместе взятые! Чем любые альтернативные жаждущие сесть на престол! Почему? Да потому, что вы — идеалисты! Страну под пятой гнусного прагматичного зловреда не ждёт ничего хорошего, но если до власти дорвутся такие, как ты, борцы за светлое будущее — вообще пиши пропало! Вы Русь такой кровушкой умоете, что мне заранее страшно! Никакие подлецы не сравнятся с добросердечными романтиками.

— Всё-то ты знаешь, — фыркнула она, но я видел — задумалась. — И откуда же? Тоже из вымышленного мира?

— Не-а. Тут… Скажем так, думать умею. — Пожал плечами. — А ещё пророк.

К последнему аргументу тут, в махровом феодализме, относились предельно серьёзно, и я играл с огнём. Но я играл, и не раскаиваюсь. С некоторыми людьми можно только так, только подобным напором с налётом мистики. Ну, не понимают они по-другому!

Боярыня напряглась. Как впрочем и охрана за плечом, и ручаюсь, завтра наш трёп ляжет в виде кассеты на стол матери. Ну да и пусть, я это скрывать не собираюсь, ибо речь о безопасности моей семьи. Которая меня кормит, одевает, обувает, и если я в случае государственного переворота и выживу — будет очень некомфортно без этой поддержки жить дальше.

— Вы, набитые дуры, — ехидно заулыбался я. — Хотите свергнуть царицу и сделать что-то вроде коллективного правления лучших. Эдакая меритократия. Но под лучшими подразумеваете любимых себя — то есть самые богатые и влиятельные князья и бояре. То есть феодалы. Семибоярщину вы хотите, где все рвут друг у друга, плевав на тех, кто ниже! Грабя страну по закону, ибо коллеги, с которыми делишь власть, сами такие же, и прикроют тебя в твоих грабежах и узаконенных откатах, как ты прикрываешь их делишки сама. Хорошая меритократия! Прямо лучшие из лучших! Мне заранее страшно.

— Но это понятное зло, — продолжил я, а точнее зашипел. — Хуже другое. Времена сейчас не средневековые, пусть феодализм до сих пор и на коне. Но смена эпох уже подобралась, и единственное, что сдерживает новую эпоху с новыми устоями — это консервативность общества, да власть царицы, которая словно маяк во тьме, собирает старые устои, не дающие волне цунами захлестнуть нашу Родину. Вы, родная моя Ульяна Андреевна, ты и тебе подобные романтики не понимаете, что станете тараном, рушащим этот маяк, без которого на ваше место тут же придут другие искатели власти. Более наглые. Более злые. Те, кого не сдерживают дворянские скрепы. А главное, напрочь лишённые романтизма — только прагматика, и голый незамутнённый рационализм! И вы либо станете ими, по сути отказавшись от феодальных привилегий, или они вас вырежут. Вырежут-вырежут, поверь, не кривись! Смогут! И делать это будут с упоением. Ибо вы — главное препятствие для этих людей на пути к власти, а без царицы, божьей помазанницы, в этой стране будет можно ВСЁ!!!

— И что ж это за люди такие? — фыркнула