Башни Латераны - Виталий Хонихоев

чертили внутри своих шатров, занимая весь пол. Нет, это было настоящее фортификационное сооружение. Этот круг даже не чертили, его возводили, потому что это было инженерная задача — выстроить круг магии таких размеров.

Площадка под строительство круга заклинания Теодориха нашлась за пределами лагеря. Сперва там выжгли все деревья и траву. Затем магикусы школы Земли выравнивали её три дня — сравнивали холмы, засыпали ямы, утрамбовывали грунт, пока поверхность не стала идеально ровной, словно столешница. Камни выдёргивали из земли и отбрасывали в сторону. Корни вырывали магией, сжигали. Земля стала мёртвой — ровной, гладкой, безжизненной.

Потом пришли маги Огня — и начали выжигать руны, нет даже не выжигать, а скорее — выплавлять. Пять дней.

Пять дней они шли по линиям, медленно, точно, дюйм за дюймом. Пламя вырывалось из их рук — не яркое, не бушующее, а концентрированное, как луч. Температура была такой, что камень плавился. Земля чернела, трескалась, превращалась в стекловидную массу. Руны выжигались глубоко — на ладонь, на две. Чёрные борозды тянулись, переплетались, образовывали узоры, от которых резало глаз, если смотреть слишком долго.

Каждая руна должна была быть идеальной. Ни единой ошибки. Ни единой кривой линии. Малейший сбой — и круг не сработает. Или сработает неправильно. Когда заклинание срывается из-за неверно начерченного канала или руны — это плохо. Плохо даже если это карманный круг, нарисованный на подкладке мантии, для быстрого каста огненного шара или молнии, энергия развеется впустую, в хлопок, может даже опалить брови. Но в случае, если круг заклинания занимает такую площадь и что-то пойдет не так… площадку не зря выбрали за лагерем, за высоким холмом — чтобы в случае, если все же что-то случится — лагерь уцелел. По расчетам Теодориха, неконтролируемой выброс сырой маны не должен сравнять холм с землей, так что лагерь был в безопасности. Теоретически.

Потому маги Огня работали медленно. Выверенно. Как ювелиры. И когда они закончили — начался самый долгий этап. Почти неделю — шесть дней и шесть ночей — все имеющиеся маги армии Арнульфа вливали свою энергию в Круг. Маги Огня, Земли, Воды, Воздуха. Даже боевые маги, которые обычно не занимались ритуальной магией. Все, кто мог держать посох и произнести заклинание. Они приходили к Кругу — по очереди, сменами — и отдавали ману.

Круг пил её жадно. Ненасытно. Как бездонный колодец.

Маги выходили от него бледные, шатающиеся, с запавшими глазами. Некоторые падали в обморок. Двое пересушили себе каналы, не сумев справиться с потоком. Их унесли, а на их место пришли другие. И Круг наполнялся.

Сейчас, когда Арнульф стоял на краю площадки, он чувствовал это.

Круг гудел.Не громко. Не явно. Но ощутимо. Низкий, вибрирующий гул, который проходил сквозь кости, сквозь зубы, сквозь череп. От него закладывало уши. Сводило скулы.

Воздух над Кругом дрожал — как над раскалённой печью. Но не от жара. От магии. Она была перенасыщена энергией — так, что казалось, ещё чуть-чуть, и воздух лопнет, как перетянутая струна.

Арнульф видел: по краям Круга, за выжженными рунами, лежали мёртвые птицы.

Вороны. Сороки. Даже один ястреб. Они пролетали над Кругом — неосмотрительно, не зная, что внизу. И падали. Замертво. Магия жгла их изнутри, как молния. Перья обуглены. Клювы раскрыты в беззвучном крике.

Солдаты, которые охраняли площадку, стояли за пределами Круга, шагов на пятьдесят. И всё равно чувствовали себя плохо. Кто-то жаловался на головную боль. Кто-то — на тошноту. Один сержант сказал, что слышит голоса. Его отправили в лазарет.

Арнульф стоял ближе всех — на самом краю. Он не был магом. Но даже он чувствовал давление. Словно гора навалилась на плечи. Словно воздух стал гуще, и дышать — труднее, невидимая глазу, но ощутимая всем нутром вибрация, как будто низкий-низкий гул идет от наполненных магией рун.

Он сжал челюсти. Не отступил. Люди смотрят на него. Нельзя показать слабость.

Круг занимал такую же площадь, что и весь лагерь его армии, а может и больше. Диаметр — почти три сотни шагов. В центре — огромный внутренний круг, от которого расходились линии, словно лучи солнца. Двенадцать лучей. Двенадцать секторов. На конце каждого луча — малый круг.

Руны светились — тускло, красным, как угли. Но иногда вспыхивали — ярче, фиолетовым, когда волна магии пробегала по линиям. Казалось, Круг дышит. Живой. Голодный.

Вокруг площадки стояли курильницы — огромные, бронзовые, на треногах. Двенадцать штук. Из них поднимался дым — тёмный, почти чёрный, густой, как туман. Пах сладковато — дурман, белена, мандрагора.

В центре Круга, на круглой каменной площадке, стоял Теодорих Чёрный. Ему было за шестьдесят, но выглядел он старше — седые волосы, длинные, спутанные, выбившиеся из-под капюшона. Лицо изрезано глубокими морщинами, словно карта старых дорог. Глаза — серые, холодные, как зимнее небо. Руки в пятнах от чернил и реагентов, пальцы длинные, костлявые.

Он был одет в тёмную мантию — чёрную, с серебряными рунами по краям. Капюшон откинут. В руках — посох, чёрный, с кристаллом на вершине. Кристалл пульсировал слабым темно-фиолетовым светом.

Теодорих стоял неподвижно, склонившись над древним фолиантом, который лежал на каменном постаменте перед ним. Фолиант был огромен — размером с небольшой щит. Страницы пожелтели, обуглились по краям, чернила выцвели, но слова всё ещё были читаемы.

«Поцелуй Мораны». Вокруг большого круга, на краях двенадцати лучей, сидели двенадцать магов. Заклинания Мораны были запретной магией, Святой Престол в Альберио наложил анафему на некромантию и малефикацию… но кто послушает священников, когда речь заходит о войне? Эффективно — значит будет применяться. Это Гартман Благочестивый, лицемерный алкоголик и бабник может позволить себе казнить некромантов, преследовать малефиков, потакая устаревшим догмам Церкви.

Теодорих поднял голову от фолианта и посмотрел на Арнульфа через всю площадку. Их взгляды встретились. Архимаг кивнул — один раз, коротко, знак что все готово. Арнульф кивнул в ответ, приложил руку ко рту.

— Начинайте! — выкрикнул он.

Теодорих выпрямился, положил ладонь на страницу фолианта. Закрыл глаза. Губы зашевелились — беззвучно. Потом открыл глаза, поднял посох, кристалл на навершии вспыхнул — фиолетовым светом. Пожилой магикус заговорил — голос низкий, гортанный, слова на древнем языке. Говорил почти шёпотом, но голос разносился по Кругу, отражался от рун, усиливался.

Двенадцать магов подхватили — тихо, синхронно, как эхо. Их губы шевелились в унисон. Слова сливались в один гул — низкий, монотонный.

Руны на земле ожили.

Красное свечение вспыхнуло ярче. Линии загорелись, одна за другой. Свет побежал от центра к краям — к двенадцати малым