Железное Сердце - Станислав Дарков

когда мы сидели у камина, и она рассказывала о далёких звёздах, которые видела в детстве, лежа на крыше своего дома. В её голосе тогда звучала тёплая ностальгия, и я поймал себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую себя не просто в безопасности, но и дома. Мы могли часами разговаривать о пустяках или просто сидеть в тишине, наслаждаясь редкими моментами покоя в этом беспокойном мире.

Я решил оповестить ректора о том, что на занятия ходить больше не собираюсь, ограничиваясь только экзаменами, зачётами и визитами в библиотеку. Ректор, выслушав меня с невозмутимым видом, пожал плечами и сухо ответил:

— Вы стипендиант, лорд Айронхарт, и не обязаны посещать лекции. Учитесь так, как вам угодно, — ректор произнёс это с лёгкой тенью усмешки, словно пытаясь скрыть собственное мнение. — Впрочем, должен признать, не каждый студент способен сам определить, что для него важно. Посмотрим, окажется ли ваш выбор столь же мудрым, как ваше имя.

С этим вопрос был закрыт. Я почувствовал, как будто сбросил с плеч невидимый груз, который тянул меня вниз.

Вскоре после этого я навестил Лорена в общежитии. Вид у него был удручающий: он заметно похудел, глаза обрамляли тёмные мешки, а плечи, обычно расправленные с уверенностью, теперь казались сгорбленными. Я не мог оставаться равнодушным.

— Лорен, что с тобой? — спросил я, нахмурившись.

Он уселся на кровать, устало вздыхая:

— В Тиарине весной начнутся соревнования среди студентов. По фехтованию и командным боям. Я готовлюсь к ним.

Я приподнял бровь:

— И ради этого ты так себя изматываешь?

Лорен смущённо отвёл взгляд:

— Я хочу впечатлить Виолетту.

Я не удержался и расхохотался:

— Дурак. Если ты не перестанешь себя жалеть и не начнёшь отдыхать, то на этих соревнованиях точно проиграешь.

Лорен нахмурился и отвернулся к окну:

— Ты не понимаешь, Максимус. Я должен быть готов. Я не могу позволить себе расслабиться.

Я вздохнул, присаживаясь рядом на стул:

— Готов к чему? К тому, чтобы потерять сознание от усталости прямо на арене? — усмехнулся я, качая головой. — Силы не берутся из воздуха. Ты их теряешь быстрее, чем успеваешь восстановить.

Он сжал кулаки, взгляд уперся в пол:

— Я хочу доказать себе, что могу. Что не просто оруженосец или чей-то друг.

Я посмотрел на него, чувствуя, как внутри поднимается смесь сочувствия и раздражения. Разве он не видел, сколько в нём уже было силы? Разве дружба и верность не значат больше, чем любые титулы или победы на арене? Возможно, Лорен пытался убежать от своей собственной тени, забывая, что не нужно быть кем-то другим, чтобы заслужить уважение. Он уже был тем, кем нужно — просто не осознавал этого.

— Лорен, — сказал я после короткой паузы, — ты всегда был больше, чем просто оруженосец. Это видят все вокруг. И поверь, один выигранный бой не сделает тебя сильнее, если ты сам не увидишь этого в себе.

Я посмотрел на него с лёгким раздражением и сочувствием:

— А как ты докажешь это, если будешь валяться с жаром? Твоё упрямство сейчас играет против тебя. Побеждают не те, кто изнашивает себя до предела, а те, кто знает, когда нужно отступить, чтобы потом ударить сильнее.

Он замолчал на несколько долгих мгновений, словно борясь с собой. Наконец, медленно разжал кулаки и тяжело вздохнул:

— Может, ты и прав.

Я положил ладонь ему на лоб, словно проверяя температуру:

— А я-то думал, ты болен, а тут такое...

Мы оба рассмеялись, и напряжение немного спало.

— А что с Эндрю и Александрисом? — поинтересовался я, решив сменить тему.

Лорен пожал плечами:

— Они пропадают в театральном корпусе Академии. Как-никак, люди искусства. Постоянно репетируют какие-то странные пьесы, вечно спорят о смысле жизни и драме.

— А что Виолетта? — спросил я, делая вид, что вопрос задан мимоходом.

На лице Лорена мелькнула странная ухмылка:

— Она, Алисия и Мариэтта поругались с Люсиль. И предметом ссоры был... ты.

Я с глухим стоном закрыл лицо ладонью:

— Леди...

Внутренне я только тяжело вздохнул. Всё это напоминало мне, насколько сложными могут быть человеческие чувства и насколько легко можно оказаться втянутым в чужие эмоции, даже не делая ничего особенного. Я не стремился привлекать внимание или вызывать привязанность. Но почему-то именно это и происходило. Казалось, что любая моя фраза, любой взгляд воспринимались как что-то большее, чем просто слова или жест. Может, дело не во мне? Может, люди просто ищут во мне то, чего им не хватает самим. Иронично, учитывая, что я сам до конца не знаю, кто я на самом деле.

Оказалось, что Люсиль высказала своё недовольство тем, как я обращался с ней в последний раз, когда мы виделись. Она считала, что я был чересчур холоден и равнодушен, словно её мнение и присутствие ничего для меня не значили. Алисия, разумеется, не упустила возможности подлить масла в огонь, намекая, что я якобы «играю чувствами» и «веду себя так, будто все вокруг должны мне кланяться», добавляя к этому саркастические комментарии о моём происхождении и статусе. Мариэтта, как верная тень Алисии, поддержала её, утверждая, что я демонстрирую неуважение к тем, кто искренне ко мне расположен.

Однако Виолетта встала на мою защиту, заявив, что я не обязан никому объяснять свои поступки, и что судить о характере человека по паре случайных слов — верх глупости. Она подчеркнула, что я никогда не обещал того, что не собирался выполнять, и что честность, пусть и резкая, лучше лицемерной вежливости. Ссора вспыхнула с новой силой, перерастая в настоящий спор о морали, достоинстве и гордости. Они перебрасывались обвинениями, словно стрелами, каждый раз всё глубже задевая друг друга. Что началось с простого недовольства, превратилось в поле битвы за моральное превосходство, где каждая из них пыталась доказать свою правоту не столько друг другу, сколько самим себе.

Я лишь покачал головой:

— Никогда не понимал, как из одного взгляда или неосторожного слова можно разжечь целую войну…

Мы с Лореном ещё немного посидели в тишине, каждый погружённый в свои мысли. Я чувствовал, как напряжение медленно уходит, оставляя после себя лёгкую усталость и странное чувство неопределённости. Возможно, дело было не только в Люсиль, Алисии и Мариэтте — может, это я сам слишком часто прятался за маской равнодушия, думая, что так проще жить.

— Ты ведь знаешь, что они не так уж и далеки от истины.—