Больные души - Хань Сун

– Они все время скрывают от нас что-то, – проговорила Байдай.

– Ты о том, что нам сказали в операционной?

– Многое осталось за скобками.

Девушка явно была не в себе. Она цеплялась за мою руку, словно я, будучи относительно свежебольным, мог ей сообщить что-то новенькое и помочь выполнить задуманное. Только этим и объяснялась ее готовность оберегать меня в ответ. Должен был настать день, когда связывавшие нас отношения достигли бы конечной точки и девушка покинула бы меня.

Я остро ощущал, что Байдай внутри себя хранила накопленные за двадцать пять лет огорчения и жажду большего. После девяти тысяч с лишним дней одинокого существования в больничной палате девушка более не могла смиренно сносить свою долю. Если врачи бессмертны, то она была обязана умереть. Если волки сыты, то овцы просто не могут быть целы.

После визита в микробиологическую операционную изменения затронули и наши настроения, и наши чувства. На носу же был конец света. Надвигалась беспрецедентная катастрофа. Конечно, наше сознание не требовало от нас, чтобы мы попытались воспрепятствовать неумолимо надвигающейся беде (да и сомнительно, что мы что-то могли предпринять в этом отношении). Просто было бы страшно обидно, если до наступления Судного дня мы так и не разузнали бы, от чего, собственно, дохнут врачи.

Наслаждение от соприкосновения с Байдай лишало меня понимания, куда стоило направить наши стопы. И позади, и впереди нас открывались неопределенные перспективы. Я дозволил терзаниям прорваться наружу:

– Знал я одну девушку. Она мне была даже дочерью. Чуть младше тебя. Увязалась за врачом, стала ему помощницей, выучилась на медсестру-стюардессу.

– Помощницей? Летной медсестрой? Говори уж прямо: легла она под врача, как наложница. Больница запрещает больным иметь семьи. Зато врачи себе не отказывают в интрижках на стороне! Лишняя привилегия бессмертных. – Байдай посмотрела на меня настороженно, будто увидела во мне совершенно чужого ей человека.

– Так что, тот доктор мне теперь зятем приходится? – Мое лицо горело.

– А ты сам что думаешь? – Она словно выжидала, что я скажу дальше.

– Я… тоже так думаю. – Я смутился. – Но здесь возникает еще один парадокс. Гены же мне подлатали. В теории я уже совсем не тот я, которым был раньше. Дочь мне уже и не дочь вовсе, а значит, и врач мне тот никоим образом зятем быть не может. Вот так, наверно, и получается. Даже если нам выдастся встретиться, то возникнет крайне неловкая ситуация, и мы не признаем друг друга. Даже открыть рот будет как-то неудобно. Значит, эти отношения с недочерью мне, наверно, и ни к чему пока.

В такой решающий момент, когда смешанные, не поддающиеся описанию чувства захлестнули меня, я все-таки дал слабину. Байдай разочарованно отвела взгляд. Ее рука обмякла в моей. Кровь, было хлынувшая в голову, резко затормозила. Я еще сильнее впал в панику.

– Ты только не волнуйся. – Я хотел показать, что я не беспомощен или лицемерен. – Я тут еще одну вещь вспомнил. Врачи точно умирают! И тому есть доказательства. Я в «Новостях» наткнулся как-то на «список героев» – медиков, которые пали достойной смертью при спасении людей. Так что у нас нет нужды носиться повсюду в поисках мертвых врачей. В газете все о них написано.

– Это «утка». – Байдай фыркнула со смесью презрения и отчаяния. – Обычные пациенты не запоминают врачей по именам, поэтому они на такие штуки легко ведутся. Насколько мне известно, «героев» после смены переводят работать в другое отделение или другую больницу. «Новости» эти твои сплошные фейки публикуют. Это чистая пропаганда, чтобы больные восхищались и преклонялись перед врачами, добровольно кололись, жрали лекарства и послушно сидели по палатам. Больные принимают врачей за богов. Отсюда впечатление, что доктора, как и боги, бессмертны. Больших мозгов не нужно, чтобы понять, что в эпоху медицины каждый человек – больной по умолчанию. Врачей на всех не хватает. Так что никто жертвовать ими не собирается.

По моему самолюбию был нанесен очередной удар. Я запнулся. Пришлось сменить тему:

– Эээ… Догадаешься, о чем я сейчас подумал?

– О павлинах?

– Нет, о слонах. – Это была ложь. Все мои мысли были сконцентрированы на той неуверенности, которая отдавалась в каждом движении подруги. Очень хотелось заручиться ее расположением и как-то спасти себя после падения лицом в грязь. Самоуничижение не позволяло мне, подобно павлину, распушить хвост.

– Да, слоны уж точно не павлины.

– Я задумался о том, как умирают слоны. – Я руками дурашливо изобразил у себя длинный хобот и бивни. Я готов был на все, чтобы показаться хоть немножечко милее в ее глазах и разрядить обстановку. – Слоны – цари мира животных суши, поэтому они и в старости сохраняют приличествующий им горделивый вид. Но как только слон ощущает, что скоро умрет, он тотчас же, ни с кем не прощаясь, покидает стадо и отходит в сторонку. И никто не знает, куда уходят испускать дух слоны. – Мне припомнились мрачное, без единого источника освещения помещение скорой помощи и старики с заткнутыми трубками ноздрями. Сразу представил себе, как они медленно бредут большой толпой к нам в стационарное отделение.

– Братец Ян, ты это к тому, что нам не попадались могилы врачей?

– Нет, я это к тому, что какой слон решится избрать морг местом переселения в лучший мир?

Эти слова были нацелены прямо в сердце Байдай. Девушка изменилась в лице. Увидев смятение в чертах спутницы, я неописуемо возрадовался, но продемонстрировать это я, разумеется, не мог. Надо было поискать место захоронения врачей, какое-то подобие кладбища, куда приходят умирать слоны. Задача заведомо неисполнимая. Да и даже если бы мы такое место отыскали, то разве оно избавило бы наши тела от охватившей их боли? Смогло бы такое открытие отсрочить мировую войну и гибель человеческого рода?

И еще мне в голову запала мысль о том, что я все-таки – как-никак мужчина. И перед лицом общемирового бедствия, в котором сгорят напрочь даже камни, на мне тем более лежал долг окружить Байдай заботой и помощью. Нельзя было давать ей одной оберегать и поддерживать меня. Представь себе только, братец Ян, как твоя подруга оборачивается в прах. И ведь это может случиться совсем скоро! Стоило ценить те последние мгновения, которые мне было дано провести с девушкой.

Однако я впал в оцепенение. Только в воображении я мог себе рисовать сцены, как, например, мы с Байдай после долгих поисков набредаем на обернутую белыми халатами высоченную груду давно остывших трупов, такую огромную, что