Погоня за судьбой. Часть III - Dee Wild

«Фидес» выброшенной на берег нерпой лениво развалился на пустыре, готовясь к отлёту. Экипаж занимался своими делами — бортинженеры рубились в карты в прохладе грузового отсека, экспедитор рутинно проверял крепления грузов, а снаружи двое корабельных техников, почёсывая затылки, осматривали повреждённый подъёмный антиграв. По всему выходило, что до капитального ремонта придётся обходиться шестью «подъёмниками» вместо восьми…

Поднявшись по лестнице, я миновала короткий, ярко освещённый коридор и вошла в капитанскую рубку.

— Ну, чем порадуешь? — спросила капитан Юмашева, стоя посреди мостика и скрестив руки на груди.

— Альберт Отеро ничего не скажет, — ответила я. — Более того, он планирует переворот и в ближайшие часы собирается взорвать гиперпространственные врата.

— Этого не может быть. — Похоже, Диана мне не поверила.

В тщетных поисках улыбки она разглядывала моё лицо. Она ждала, что я признаюсь в неудачной шутке, но этого не произошло. Глаза её постепенно округлялись, и наконец она воскликнула:

— Да он с ума сошёл! Будет такой выброс энергии, что Пирос попросту сдует с орбиты!

— Он не отступится. — Я меланхолично пожала плечами. — Этот человек настолько амбициозен, что сделает это только для того, чтобы войти в историю, как первый человек, взорвавший Врата… Он сказал, что взлёт будет с Арденума. Может, попробуем перехватить бомбардировщики? А потом убьём Альберта. Разнесём офис вместе с ним…

— Не нужно бредовых идей, их и без тебя хватает. Я не собираюсь развязывать войну, — раздражённо отмахнулась Юмашева, расхаживая туда-сюда по рубке. — Делать, делать… Что делать? Для начала — подключать руководство.

Оказавшись у интеркома, она набрала на сенсорной панели какой-то длинный код. Через полминуты на экране возникло благородное морщинистое лицо с резкими чертами. Седые гусарские усы прикрывали впавшие щёки. Подобранный в тон шикарным брылям светло-серый китель со смесью незнакомых знаков отличия, плашек за выслугу лет в Космофлоте и звёзд высшего офицерского состава подсознательно вызывал уважение.

— Дегтярёв на линии, — сказало лицо.

Вытянувшись по стойке смирно, Диана отрапортовала:

— Командир «Фидеса» Диана Юмашева со срочным донесением.

— Оставьте формальности, — отмахнулся Дегтярёв. — Слушаю вас, капитан.

— Есть информация… Из первых рук. На врата в системе Мю Льва готовится вооружённая атака.

— Значит, разведданные подтверждаются. — Пожилой мужчина задумчиво скосил взгляд. — «Фуэрца дель Камбио» идёт ва-банк?

— Местное правительство наметило восстание с целью отделения от Конфедерации.

— Всё по новой… — Закатив глаза, Дегтярёв устало поднёс морщинистую руку к лицу. — Как же меня утомляют эти взрослые дети… Ладно, Юмашева, ожидайте. Мы посовещаемся, и я вернусь с ответом.

— Есть!

Монитор потух, коммуникатор пискнул и отключился. Кто это был? Что за взрослые дети, которые так утомили Дегтярёва? И что за форма на нём была? Не припоминаю такой фасон и расцветку у флотских. Сухопутный? Нет, скорее всего, военный дипломат. Профессия крайне редкая, поскольку Департамент обороны не договаривается — он управляет. Старший офицер и по совместительству не выброшенный в запас военный дипломат — это огромная редкость. Такой человек был на вес золота.

— Кто это был? — спросила я.

— Атташе при внешнем флоте Конфедерации, а по совместительству адмирал второй эскадры Росса Леонид Дегтярёв.

— Вот так просто — адмирал эскадры Росса? Он что, где-то неподалёку?

— С тех пор, как вы с конвоем отправились в пустыню, он ближе, чем ты можешь представить. — Диана потёрла усталые глаза и повернулась ко мне. — Сейчас даже мастодонты работают в поле.

— Канал связи, я надеюсь, защищённый? — поинтересовалась я. — Будет обидно, если сейчас сюда нагрянет спецназ Конфедерации…

Со стороны коридора раздался звонкий металлический грохот. Пропустив мимо ушей мой комментарий, Юмашева стремглав выскочила из помещения и стала спускаться вниз по лестнице, в грузовой отсек, а я последовала за ней. Посреди ангара двое техников чесали затылки рядом с каким-то прямоугольным агрегатом, лежащим на металлическом полу. Юмашева с порога закричала на них, словно на нашкодивших детей:

— Вы что, кретины, уронили топливный блок?! Хотите, чтобы мы все тут взлетели на воздух?!

— Да он пустой, капитан… Хотели отложить в сторонку, чтобы потом сдать на перегрузку…

— Если от него откололся кусок — никакой перегрузки не будет! — Юмашева осматривала устройство со всех сторон. — И вашей зарплаты на несколько лет вперёд тоже не будет!

Техники принялись робко оправдываться, а я воспользовалась ситуацией и прошмыгнула мимо них к выходу из отсека. Спустившись по рампе на твёрдую землю, я направилась к верхушке возвышенности, с которой доносились негромкие деревянные постукивания.

Сидя на камне, Василий мастерил простенький деревянный крест из двух поперечных досок.

— Упахался я тут вконец. — Он вытер лоб тыльной стороной ладони и оценивающе оглядел аккуратный холмик. — Но вроде ничего, по-человечески получилось. Вынимать я его не стал, прямо в этом ящике и уложил.

— Спасибо тебе, Вася, — сказала я. — Ты настоящий друг. Сама бы я не смогла, наверное.

— Да было б за что… — отмахнулся он. — Хоронить друзей — такое себе занятие. Плавали — знаем…

— Я тут закончу, а ты иди — отдыхай. Думаю, отлёт уже не за горами.

— Ага, давай. Попрощайся с ним от меня.

Василий прислонил крест к камню, сунул мне в руки мультитул и направился вниз, к кораблю.

Я стояла возле свежей могилы, и последние слова Рамона звенели в висках:

«Я очень рад… мамочка… Больно… Я хочу спать, но не могу…»

Теперь ты спишь, мой старый друг, а я всё ещё здесь. Чувство вины разъедало изнутри — казалось, что я не сделала всего, что могла. Я всегда могу сделать больше, но этого всегда оказывается недостаточно. Я пустилась в авантюру, которая унесла жизни стольких людей. Могла ли я спасти Рамона, или он был обречён ещё до того, как я узнала о делишках Альберта?

Ответа не было и быть не могло. Я знала только одно — я слишком устала видеть смерть вокруг себя. Я слишком устала от кладбищенской арифметики — исключительно со знаком минус. Они все уходили, погибали у меня на руках — Элли, Марк, Рамон, — оставляя меня захлёбываться собственным одиночеством посреди разраставшегося в моей душе погоста…

Поддавшись необъяснимому порыву, я выудила из мультитула нож, присела над крестом и стала вырезать насечки. Его слова, которые он когда-то произнёс, в которые я не верила, и которые начала понимать лишь сейчас. Но мне невыносимо хотелось верить хоть во что-нибудь, поэтому я упорно царапала сухое серое дерево, выводя на нём букву за буквой…

«Где прошлое — там боль. Где будущее — там страх. Правда — в настоящем».