Фантастика 2025-198 - Игорь Семенов

еды, а не холостяцких макарошек с яичницей или и вовсе бутербродов с тушенкой или рыбными консервами, что последнее время было его главной едой. Однако Квета решила, что с этим надо заканчивать… Во-первых, это вредно – не хватало еще в такое время с больным желудком мучаться! А во-вторых… Хотя и в третьих тоже, ей хотелось чтобы Василий видел, что она не будет ему обузой, что вместе им будет лучше, чем врозь. Ну и показать себя хорошей хозяйкой перед приглянувшимся парнем – своим женским чутьем она безошибочно чувствовала, что в наступающие времена это будет куда важнее, чем та же внешность. Хотя ей природа девушку тоже не обделила… Но много ли будет толку от глупой и ничего не умеющей красотки в условиях крушения цивилизации? Ну а со своим отношением к парню… Девушка чувствовала, что это все же нечто больше, чем благодарность за спасение.

Откровенно говоря, в плане еды Василий оказался приятно удивлен… Из того немногого, что у них было, девчонка приготовила очень даже вкусный завтрак, чего у него самого не получалось почти никогда. Последний раз такое ел… Ну, наверное, на одной из посиделок эмигрантов в ресторане. Так что поговорка о том, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, в очередной раз доказала свою истину.

- А ты точно на медика, а не повара училась?

- Точно, - улыбнулась девушка, которой явно польстил такой незамысловатый комплимент.

А Василий вдруг почувствовал прилив какой-то нежности по отношению к этой вот милой девчонке. Хотел сделать так, чтобы она стала самой-самой счастливой на свете – и на фоне этого казались мелкими и незначительными и все его прошлые отношения, и дурацкая эмигрантская газетка, и даже Катастрофа… Быть может ради вот одного только этого и стоило жить, стоило совершить все те глупости и ошибки, по вине которых он оказался в Америке? Ведь не окажись его тут – может быть, от этой девушки уже остался бы лишь один окоченевший труп. Кто бы помог ей с этими выродками-неграми? И уж точно они бы никогда не встретились. Да, так не долго и фаталистом стать…

Дождавшись, пока дадут электричество, Василий включил радиоприемник и настроил его на нужную волну – и вот в американской квартире, посреди замерзающего города, раздается голос русского радио с его далекой родины. Говорится о строительстве теплиц, об Особом положении в стране, о планах по запуску трех новых моторных заводов на мощностях перепрофилируемых предприятий других отраслей. Даются прогнозы погоды на ближайшие пару недель. Сообщается о новых температурных рекордах на севере…

- О чем говорят? – сев рядышком и прислушиваясь к словам радио, спросила Квета.

- Новости Советского Союза, - грустно усмехнулся Василий.

- И как там? – с волнением в голосе спросила девушка.

- Трудно, конечно… Но живут, борются.

- Как думаешь… У них получится?

- Наверное, - пожал плечами Василий.

Странно, но в способности своей потерянной родины пережить случившийся катаклизм он не собирался. Вскоре выпуск новостей закончился, и радио смолкло. Никаких других передач нынче больше не передавали. И Василий, подбросив еще уголька в печку, думал бы завалиться на кровать, полежать от нечего делать, однако Квета вдруг собралась убраться. И Василию стало откровенно стыдно – он-то последний раз убирался еще до Катастрофы, и за прошедшее время квартира изрядно заросла грязью. Так что, встав с кровати, он принялся помогать девушке – и парой часов спустя с трудом узнавал свою квартирку. Таких чистоты и порядка не было у него даже в прежние времена. Увы, по натуре он всегда был тем еще раздолбаем…

Так и потянулись дни… Делать было особо нечего, и Василий с Кветой были заняты тем, что общались друг с другом, рассказывали о своей прошлой жизни, пытались мечтать о будущем – и чувствовали, что все больше и больше привязываются друг к другу. Не обошлось, впрочем, и без трудностей. Например, на девушку не было практически никакой одежды – дойти до ее дома они так и не решились. Так что пришлось ей перейти на мужскую одежку – благо, у Василия была и запасная, еще практически новенькая. Так что, немного перешив ее под себя, Квета стала ходить по дому в рубашке и джинсах, ну а на улицу – для этого у нее своя теплая куртка была. Так что как-то возникавшие то и дело трудности решались – за то жить вдвоем и впрямь оказалось легче и даже в какой-то мере приятно. Больше не было чувства одиночества…

В январе власти вдруг начали выгонять людей на «коммунально-хозяйственные работы»… Пытались что-то делать, наладить более-менее нормальную жизнь. Вывозили снег, чистили дворы, что-то ремонтировали. Попытались даже запустить кое-что из промышленности города. Увы, но именно там-то Василий вдруг понял и простую истину. Единого американского народа больше не существовало! Кто в лес, кто по дрова… Каждый сам за себя, каждый думает только о себе. И плевать им уже на окружающих. Выжить бы самому, а что там с соседом будет – это лишь его проблемы. Даже на работы эти выходили лишь из страха перед военными – люди подчинялись силе, но все равно старались валять дурака, отлынивать, имитировать бурную деятельность…

И, глядя на это, Василий с каждым днем становился все мрачнее и мрачнее, смотрел в будущее со все меньшим оптимизмом. И единственным лучиком в этом царстве мрака была Квета… Он знал, что девушка ждет его возвращения с работы, что она будет рада его приходу. И это давало силы не сдаваться и сложить руки… Ведь он обещал ей – и не может не оправдать этого доверия. Ведь он мужчина! И должен сделать все для того, чтобы его жене было хорошо, чтобы она была счастлива. Да, в какой-то момент они, наконец, и перешли ту черту, за которой он вполне мог бы назвать ее так… Когда они решили быть вместе – и не только как хорошие друзья и любовники, а как одна семья. Пусть даже официально браки нынче и не регистрировали, однако как приятно, вернувшись с работы, видеть радость на любимом лице. Обнять и поцеловать ту, кого любишь, поделиться новостями, поговорить… Почувствовать, что ты кому-то нужен в этом все больше и больше сходящем с ума мире. Ради одного лишь этого уже стоит жить… Жить и бороться, верить в хорошее и светлое.

Однако порой все равно непроизвольно накатывала тоска о далекой родине, о родителях и братьях с сестрами. Увы,