Кровь в его жилах - Татьяна Лаас

нагло задрал вверх незнакомую ей сорочку с красной обережной вышивкой по подолу и принялся мять живот. Светлана настороженно посмотрела на свой живот. По центру от грудины и до лона шел грубый, еще красный рубец. Левая половина живота смотрелась чужой — слишком бледная с яркими синими прожилками вен тонкая кожа, под которой отчетливо были видны петли кишечника.

Авдеев бормотал себе под нос:

— Неплохо, совсем неплохо! Еще месяц, и кожу будет не отличить от вашей, а вот мышцы нарастут, как я и говорил, через полгода, не раньше.

Он дернул вниз явно небольничную сорочку (тоже князь купил⁈) и радостно похлопал Светлану по руке:

— Что ж… Можно начинать кушать жиденькое… Можно и даже нужно попытаться вставать — без фанатизма, конечно. Но надо, надо даже через боль.

— Когда я смогу выписаться? — Этот вопрос очень волновал Светлану. Месяц на больничной койке! Её так и со службы попросить могут.

Авдеев пожал плечами:

— Это зависит только от вас. Начнете ходить, восстановятся все функции — и сразу же выпишем. Насильно мы тут никого не держим.

— И все же?

— От трех дней до недели еще побудете у нас. И сразу же выпишем, как только начнете уверенно ходить. Что-то еще, Светлана Алексеевна?

— Вы бы не могли связаться с… — она замерла, не зная, с кем важнее всего сейчас встретиться. С Громовым, уточняя про расследование? С Матвеем, выясняя, почему его простое предсказание не сбылось? Он же обещал кочки, сырость, кикимор и болотника, а никак не светоч… С Михаилом? Или… с князем?

Пока она выбирала, Авдеев невоспитанно ткнул пальцем в дверь:

— Там у вас куча охраны и сиделок. Любой будет рад вам услужить, а я, простите, к этому не имею никакого отношения — не мои обязанности. — Он встал: — прошу прощения, другие пациенты тоже ждут моего внимания.

Светлана понятливо кивнула — как же Гордея Ивановича достал князь и его люди.

Глава третья

Светлане наносят визиты

Сиделку звали Серафима Родионовна, ей было чуть за пятьдесят лет, и она была чудо как расторопна, и так же болтлива.

Она помогла надеть корсет, она помогла принять душ, она поменяла Светлане пропахшую потом сорочку и белье, и снова затянула корсет так туго, что не продохнуть, помогла причесаться и заплести короткую косу, сделала массаж и принесла еды, еще и с ложечки попыталась накормить, и все это время говорила и говорила.

О выпавшем в городе снеге. О пришедшими вслед за снегом потеплении и распутице. О восстановленной колокольне храма Спаса на крови. О забастовке в столице, вызванной подсчитанными ушлыми газетчиками тратами на похороны великих княжон Марии и Елизаветы. О криках: «Доколе они будут обирать нас даже после своей смерти!» О начинающемся голоде в суходольской губернии, о хлынувших к зиме в город нищих, потерявших после землетрясения свое жилье, о заводе «Загоровец», чей владелец, купец первой гильдии Загорский объявил, что всем женщинами и детям, потерявшим кров, он найдет работу и предоставит заводское общежитие. О загоровчанах-мужчинах, пытавшихся устроить забастовку, — их всех попросили с завода, чтобы дать рабочие места женщинам и детям. Уволенных заводчан усмиряли всем миром — даже проповеди им читали о христианском смирении. В сам город ввели войска. Особо бунтовавших отдали под суд. Она рассказывала о суходольском сыске и его главе — говорят, у него скоро свадьба; Лапшины уже во всю готовятся. О губернской магуправе, куда приняли нового мага — коллежского асессора Даль. И этот Даль чем-то очень не нравился Серафиме Родионовне — уж больно та кривилась, когда произносила фамилию. Правда, посмотрев на Светлану, сиделка осеклась — вспомнила, что та сама служит в магуправе. Так что ничего о Дале Светлане узнать не удалось. Впрочем, Матвею она доверяла — он кого попало на службу не примет.

От непрекращающегося монолога Серафимы Родионовны у Светланы разболелась голова, но не прогонять же сиделку. Та как раз добралась в монологе до князя Волкова и снова осеклась, замолкая на слухах об уходе княгини Волковой в монастырь. Светлана улыбнулась — в последнее она не поверила. Княгиня не из тех, кто отказывается от мирской жизни даже из-за смерти любимой дочери, а князь не тот, кто отпустит любимую жену в монастырь. Мишка говорил, что все Волковы однолюбы. Не пустит Волков жену в монастырь замаливать грехи их дочери Анастасии.

Серафима Родионовна плавно перешла в пересказе новостей к Михаилу Константиновичу Волкову, и Светлана смогла вклиниться в мощный словесный поток:

— Вы не могли бы ему телефонировать? Я вам напишу номер кристальника Михаила Константиновича — сообщите ему, что я пришла в себя и жду его. Еще, если вас не затруднит, позвоните в магуправу Матвею Николаевичу Рокотову. И в суходольский сыск Александру Еремеевичу Громову — сообщите тоже самое, что и Волкову. Я вам оплачу услугу… Потом, как выпишусь.

Серафима Родионовна не стала чиниться, что ей невместно телефонировать таким людям — быстро поправила Светлане подушку, чтобы было удобнее сидеть, и помчалась телефонировать. Оказывается, все нужные номера кристальников ей уже оставили и Волков, и Рокотов, и Громов. И даже гривенники за услугу, кажется, сунули заранее.

С уходом сиделки стало непривычно тихо, только Баюша вздохнула:

— Горазды некоторые болтать! Я спать. Пока в палате тихо.

Кошка потянулась в своей корзине, стоящей на полу прямо возле кровати, и, спрятавшись под одеялом, заснула. Светлана ей позавидовала: она еще чувствовала себя отчаянно слабой, в ду́ше даже сил стоять не было — сидела на стуле, как тяжелобольная, пока Серафима Родионовна мыла её, словно ребенка. Клонило в сон, только сперва надо разобраться с делами. Не до сна. Хватит. Месяц пряталась в нигде, надо приниматься за службу. Надо хотя бы узнать: нашли ли того, кто создал ловушку со светочем. Надо понять: на кого вообще была рассчитана ловушка. У Светланы на данный момент даже особых врагов, желающих смерти, не было. Для родственников померанского графа, которого она упокоила три года назад, поздновато мстить, а других врагов вроде нажить не успела. Если только кто-то затаил злобу во время землетрясения на неё.

В палате резко потемнело. Погода за окном менялась — с Идольменя натянуло серых, низких туч, царапающих землю своими снежными брюшками, и солнце спряталось. Природа замерла в ожидании снега. Сосны за окном зашумели, мотая верхушками под внезапными порывами ветра.

Ждать визитов пришлось недолго. Еще сиделка не успела вернуться, как в