Фабрика душ - Аоко Мацуда

все равно было заметно, как подрагивают уголки ее губ – она изо всех сил старалась сдерживать смех. Тиё обожала историю. Спросите почему – просто в истории полно интересных фактов, вроде сплетен или еще каких забавных событий.

– Может быть.

– Отлично сказано, Тиё!

– Да, это важно. В том числе и поэтому до сих пор спорят, была ли ХХ «красивой девчонкой» или нет.

– Ну что, тогда разделимся на две команды?

Пять сжатых кулаков, готовых сразиться в камень-ножницы-бумагу, взметнулись в воздух.

По правилам популярной у девочек в последнее время версии игры если все показали «камень», то начинали лупить друг друга что есть силы. Побеждала та, кто до последнего молча терпела боль. Перевес здесь был на стороне упрямой Фумико, но не стоило недооценивать и Юкиэ, безжалостно колотившую соперниц. Я же уже давно поняла, что волосы на руках создают своего рода защитный барьер, поэтому принялась отращивать пушок, и этого, похоже, еще никто не заметил.

Кулаки ударялись друг о друга, а дыхание становилось все более прерывистым. Подмышки вспотели под формой. Мы били и били, вкладывая всю силу в каждый удар.

– Итак, выступление группы состоится послезавтра. Успеем до этого? – вдруг придя в себя, спросила Мика, торопливо накрывая растопыренной ладонью четыре других кулака, все еще ожесточенно ударяющихся друг в друга.

– Это всего лишь часть информации. Да, так называли ХХ, но все дело в том, что мы пока не знаем, насколько это принципиально. Времени у нас полно, так что давайте сейчас займемся изучением ХХ в соответствии с нашим вопросом. Мы ведь не хотим выступить кое-как? Тебе, Аканэ, в особенности будет досадно, правда? – глядя на меня, добавила Мика.

Скоро конец семестра. Другого шанса для нашей группы восстановить свою репутацию после оглушительного провала на конкурсе ораторского мастерства в прошлом месяце – тогда я, будучи организатором, заболела и вся обвешалась соплями – уже не будет.

Мика права.

Мы с серьезными лицами кивнули и опустили покрасневшие кулаки.

– Михо! – Эмма вошла в комнату и легонько поцеловала Михоко в макушку. В левой руке она держала две бутылки пива. Какие все-таки у нее большие ладони.

Выключив компьютер, Михоко вытянула руки назад и едва коснулась плеч Эммы.

– Ну, как там Кэй?

Удостоверившись, что экран погас, Михоко закрыла ноутбук, повернулась к Эмме и взяла протянутую прохладную бутылку.

– Холодненькое, – с улыбкой заметила она.

С тех пор, как Михоко переехала в Канаду, она стала озвучивать даже самые незначительные свои мысли – в Японии ей бы и в голову не пришло об этом говорить.

Теперь она не могла пользоваться своим родным языком, и отсюда пошли проблемы с тем, чтобы выразить некоторые вещи и чувства. Именно поэтому Михоко хотелось облечь в разборчивые слова и донести до Эммы все свои мысли и ощущения, включая самые мелочные. Ей хотелось, чтобы Эмма поняла – Михоко размышляет и чувствует, испытывает разные эмоции, живет рядом с ней. Так ей, по крайней мере, казалось.

– Выглядит хорошо. Увлеклась вот какими-то японскими айдолами.

– Айдолами? Парнями или девушками?

– Девушками.

– Интересно, – сказав это, Эмма опустилась на ворсистый диван, который они купили в магазине подержанных товаров. Полюбили с первого взгляда. Михоко тоже поднялась со своего места и уселась рядом.

Рабочее место, за которым она только что сидела со своим компьютером, они делили с Эммой. «Фуросики»[7], совместный бизнес, который они запустили несколько лет назад, все еще периодически лихорадило, так что Михоко продолжала работать организатором мероприятий для Японского фонда, базировавшегося в Торонто, а Эмма училась на дизайнера в университете и параллельно разрабатывала разнообразный визуал для их проекта, например, внешний вид платков и визиток магазина.

– Говорит, сейчас они невероятно популярны, эти девчонки. Большая группа, появилась совсем недавно. Проект очередного влиятельного дядюшки-продюсера. И Кэй на это повелась – не оттащить от экрана, – не отрывая бутылку от рта, сказала Михоко. Ей приятно было ощущать край горлышка, прохладный и гладкий, точно чьи-то губы.

– Это ведь все равно что японские мужчины, которые сходят с ума по молодым девушкам. Айдолы на самом деле всего лишь девчонки. И добровольно подписываться на то, чтобы их объективизировать…

– Но мы ведь не можем отворачиваться от этих девочек-айдолов только потому, что в самой системе есть некоторые проблемы? – заметила Эмма, вытирая губы. Ее бутылка почти опустела.

– Наоборот, меня ужасно злит, когда из-за системных недостатков японских компаний и общества в целом осуждению подвергают в том числе и японских женщин, которые вынуждены трудиться и жить в таких условиях. Я не шучу. И это справедливо для любой страны.

Эмма отставила пустую бутылку на приставной столик и кивнула, потягиваясь.

– Не знаю почему, но в Японии из всех стран женский вопрос больше всего бросается в глаза, в плохом смысле. Что тут скажешь – насквозь патриархальное общество. Ясное дело, что все внимание и вся критика направлены на женщин, а существование мужчин, в которых и кроется причина того, что происходит с женщинами, игнорируется. В самой системе кроется проблема. Мужчины словно невидимки, – невероятно расслабленным тоном продолжила она. Как будто говорила что-то вроде: «Как же вкусно выпить пива после обеда!»

Михоко всегда удивляла способность Эммы и других ее соотечественников, с которыми ей доводилось встречаться, мгновенно облекать в слова даже самые туманные и мрачные мысли и внутренние состояния, вроде того, в котором она находилась сейчас. И дело не во владении языком – они просто к этому привыкли. Со времени переезда сюда чувства Михоко как будто с каждым днем становились все острее. Раньше никто не учил ее озвучивать свое мнение, свои эмоции.

Да, так было всегда.

Михоко тогда была еще подростком – она и другие девчонки будто жили в неясной дымке, а если и находилась среди них та, которая отчетливо выражала свое мнение, остальные удивленно округляли глаза, едва заметно улыбались и отходили в сторону. Только этому они и учились – отходить в сторону, приспосабливаться к окружению.

Ничего не изменилось и когда они выросли. Учеба, работа, развлечения, отношения, встречи – все по-прежнему было окутано этой дымкой.

И как ни старайся, ее не развеять. Наоборот, она становится все плотнее. Она неоднократно спрашивала у своих близких, замечают ли они эту дымку. И каждый раз ответ был отрицательным. Что, правда не видите? Михоко была очень удивлена.

Лет в двадцать пять Михоко почувствовала, что терпеть это больше нет сил – она буквально задыхалась. И в этот самый момент, сама не зная почему, она решительно, точно тореадор, отправилась в какой-то невзрачный клуб