Простые истины - Андрей Александрович Васильев

Самим с ними колупаться неохота, проще в Россию эдакое добро спихнуть. У них, дескать, страна большая, куда-то да пристроят. Заодно и подзаработать можно, благо это же ювелирка, причем иная даже не этого века.

— Все они там знают, — усмехнулся Францев, — просто свой своего не сдаст. По сути — правильная позиция, но в нашем случае это все усложняет. Да, Олег, очень кстати, что ты здесь. Давай собирайся, скоро поедем. Вот только чайку хлебну — и помчимся. Аникушка, покрепче мне завари. И с лимончиком!

За шкафом что-то грохнуло, как видно, отдельский домовой так дал понять присутствующим, что приказ услышан и выполняется.

— Куда поедем? — не смог не спросить Олег.

— Награду получать, — пояснил Аркадий Николаевич.

— Награду? Я?

— Ну если тебя с собой беру, то, наверное, ты, а не кто-то другой, — вздохнул Францев. — Все, через десять минут чтобы был собран, подтянут и бодр. Не каждый день такое случается.

Начальник ушел наверх, Олег же недоуменно уставился на Ревину.

— Чего? — развела руки в стороны та. — Я без понятия о том, что там тебе за награда полагается. Как, впрочем, и о том, почему тебе, а, к примеру, не мне. По выслуге лет и КПД я объективно ее точно больше твоего заслуживаю.

— А Мороз больше тебя, — уточнил Ровнин, — и Савва тоже. Если объективно.

— Зато теперь тебе можно не переживать на тему «идти — не идти», — хихикнула Ленка. — Учреждение наверняка официальное, пока дождетесь, пока все формальности согласуют, то, се… Учет материальных ценностей и контроль за их распределением есть основа российской бюрократии. Хотя — странно. Времени почти шесть, рабочий день, считай, кончился. Ладно менты и медики, мы по жизни отморозки, которые всегда неправильно существуют в любых российских реалиях. Но в остальных-то государевых учреждениях люди дольше положенного в жизни сидеть не станут. Раньше свалить — да. Позже — никогда!

— А я еще и в штатском, — расстроенно добавил не особо ее слушающий Олег, а после оглядел себя. — Надо же, наверное, по форме?

— Ясное дело, — подтвердила Ревина. — Ладно, шоколадки мне теперь точно не видать, потому пойду к себе. Завтра все расскажешь — и про награждение, и про смотрины. Ну, если ты до них, конечно, доедешь.

Пока Францев пил чай, Ровнин прикидывал, за какой такой подвиг его могут наградить. Выходило — ни за какой. Нет, руки сложа он не сидел, но при этом ничего особо героического и не совершил. Разве что отбил не так давно молодую девчонку у русалок, которым она накануне на то, чтобы ее утопили, разрешение дала, причем сама о том не подозревая. Кто же, купаясь в русальную неделю, бросается фразами вроде «Вот утону, русалкой стану и буду жить вечно»? После такого тебя непременно в следующий раз, когда ты в ту же реку хоть по колено зайдешь, сцапают и на дно потащат. После того — нет, уже не тронут, но в русалии и вода, и те, кто в ней обитают, слова твои не забудут.

Впрочем, дуре-девке повезло. Олег, который вместе с Саввой приехал в этот дачный поселок из-за арыси, что повадилась местным дачницам подменышей подсовывать в коляски, аккурат перед тем, как сюда отправиться, читал одно старое-старое, еще дореволюционное дело, в котором была описана подобная ситуация. В результате сначала он бедолаге утонуть не дал, после ее, здорово перепуганную, успокоил, а следом и беду от дурной головушки отвел, пустив в ход старинный метод, почерпнутый у коллег. Чтобы русалки и водяник более на вот такую неразумную болтушку не претендовали, имелось три варианта развития событий. Первый — вовсе ей в эту реку больше никогда не соваться. Второй — замуж выйти. Смена семейного статуса то ли все добрачные грехи перед русалками списывает, то ли еще чего, но факт есть факт. Есть, видимо, в этом гражданском акте некая сакральность. Ну а третий вариант самый простой и на удивление действенный — бросить в речку на закате горящую головешку и сказать при этом: «Слова мои с тем огнем сгорели, и ты, вода, про них забудь».

Потенциальная утопленница поартачилась, но, как ей сказано было, сделала. Не забыла, как под водой девок голых увидала, когда те ее на дно холодными руками пытались утащить. Тут любой агностик во что хочешь поверит, не то что девчонка молодая. Впрочем, Олег отчего-то был уверен, что она все равно этот водоем еще пару лет стороной станет огибать.

Так вот — по идее, за такое ему гипотетически могла перепасть медаль «За спасение утопающих». Нет, не за головешку, конечно, а за то, как он девку из воды выволок и после ей искусственное дыхание «рот в рот» делал. Там и свидетели сего подвига были. Но вот только имя-то у него никто тогда не спрашивал?

— Олежка, все ломаешь голову, за что тебя награждать станут? — спросил у Ровнина Францев, спустившийся вниз.

— Ломаю, — подтвердил юноша. — И еще — без формы как? Не положено же?

— Ничего-ничего, — успокоил его начальник. — Там, куда мы едем, никто тебя не осудит за неуставной внешний вид. Если желаешь, даже голым можешь ходить, если приспичит, и поверь, слова дурного ты за это не услышишь. Пойдем, пойдем. Да не сопи ты так, по дороге все объясню.

А дождь и вправду разошелся не на шутку, с небес хлестало так, что дворники в машине еле справлялись с водой, льющейся на лобовое стекло.

— Погодка — врагу не пожелаешь, — вздохнул Францев, выезжая со двора. — С одной стороны хорошо, в эдакое ненастье наш контингент в основном на улицу не суется. С другой — не ровен час придется за город ехать, потонем же в грязи. Трассы еще туда-сюда, а чуть в сторону — и все, застрянешь намертво. Там или танк нужен, или, на худой конец, трактор.

— Ну да, — согласился Олег.

— А я еще с одним знакомым, как назло, договорился днями сгонять в одно место, кое-какой вопрос решить, — произнес Аркадий Николаевич, — как раз за город. Знал бы — не обещал. Ладно, не суть. Что до награды — все так и есть, кое-кто желает выразить тебе свою благодарность. Если конкретнее — речь о Джуме. Помнишь такую?

— Это та, которая главная у гулей? — изумился Олег.

— Не «главная»,