Ярость светила - Эдуард Сероусов

радиации, чем объекты на Земле. Части ее инфраструктуры находились под поверхностью, экранированные лунным реголитом. Если Земля подвергнется технологическому коллапсу, "Селена" могла стать хранилищем человеческих знаний и генетического материала – ковчегом нового типа.

– Согласен, доктор Нгуен, – сказал Ли. – "Селена" должна подготовиться к автономному функционированию в течение длительного периода. – Он повернулся к Хокинсу. – А что с возможностями защиты? Можем ли мы разработать технологии, способные смягчить последствия вспышки?

Хокинс потер подбородок.

– Теоретически… да. Существуют концепции планетарных экранов, улучшенных фарадеевых клеток для защиты ключевой инфраструктуры, даже орбитальных систем, способных рассеивать часть солнечной энергии. Но это потребует беспрецедентной мобилизации ресурсов и международного сотрудничества.

– И времени, – добавила Нгуен. – Которого у нас мало.

– Именно поэтому мы должны действовать немедленно, – сказал Ли. – Предлагаю следующее: доктор Хокинс, сосредоточьтесь на уточнении моделей и разработке концепций защиты. "Кассандра" обеспечит постоянный мониторинг Солнца и будет служить коммуникационным хабом. Доктор Нгуен, подготовьте "Селену" к роли хранилища человеческих знаний и, возможно, генетического материала.

– А что с Землей? – спросил Хокинс. – Даже с лучшими защитными мерами, миллиарды людей окажутся под угрозой.

Ли на мгновение закрыл глаза. Как офицер, он был обучен думать о миссии, о стратегической картине. Но как человек… мысль о страданиях такого масштаба была почти невыносимой.

– Мы сделаем все возможное для защиты максимального числа людей, – сказал он наконец. – Но мы также должны быть реалистами. Если катастрофа произойдет, мы не сможем спасти всех.

В наступившей тишине каждый из них, казалось, обдумывал невысказанное. Их решения в ближайшие месяцы могли определить, кто выживет, а кто нет. Это была ответственность, которую никто не хотел бы нести.

– Есть еще кое-что, – сказала Нгуен после паузы. – Мне сообщили, что президент Глобального Консорциума Адриан Вайс запросил доступ к данным о солнечной аномалии. Официально, чтобы начать подготовку экономических и социальных структур.

– Вайс? – нахмурился Хокинс. – Он известен своими… элитаристскими взглядами. Я не уверен, что могу доверять его мотивам.

– У нас нет выбора, – возразил Ли. – Как бы мы ни относились к его политике, Консорциум контролирует значительную часть глобальных ресурсов. Мы не можем позволить себе отталкивать потенциальных союзников.

– Согласна, – кивнула Нгуен. – Но мы должны быть осторожны. В кризисной ситуации истинная природа людей проявляется более отчетливо. А Вайс всегда ставил технологические элиты выше "обычных" людей.

– Будем наблюдать, – согласился Ли. – А пока сосредоточимся на сборе данных и разработке стратегий защиты. – Он выпрямился. – Следующий сеанс связи через сорок восемь часов. К тому времени я надеюсь получить ответ от Совета Безопасности.

После завершения конференции Ли остался один в своем кабинете, глядя на голубой шар Земли через иллюминатор. Планета казалась такой хрупкой, такой уязвимой. И он не мог отделаться от мысли, что скоро ее ждут перемены, к которым никто не готов.

Его личный коммуникатор запищал. Сообщение от руководства Космического Агентства: "Подтверждаем получение данных. Экстренное совещание Совета Безопасности ООН через двенадцать часов. Требуется ваше удаленное присутствие. Уровень секретности: максимальный."

Ли кивнул самому себе. Все начиналось. Он только надеялся, что человечество окажется на высоте предстоящего испытания.

В темноте лунного кратера Шеклтон, где была построена колония "Селена", Таниша Олусегун сидела в своем офисе, окруженная голографическими проекциями. Но, в отличие от научных данных, которые изучали ее коллеги, ее голограммы показывали культурные сокровища человечества – произведения искусства, литературы, музыки, архитектуры, ритуалы и традиции сотен цивилизаций.

После разговора с Мишель Нгуен о возможной катастрофе, Таниша не могла спать. Как руководитель проекта архивирования, она внезапно оказалась перед невозможной задачей: решить, какие аспекты человеческой культуры заслуживают сохранения, а какие, возможно, будут потеряны навсегда.

– Это абсурд, – пробормотала она, пролистывая тысячи предметов в базе данных. – Как я могу решать, что важнее – традиционная полинезийская навигация по звездам или методы создания персидских ковров? Шекспир или Басё? Баховские фуги или африканские барабанные ритмы?

– Может быть, не стоит рассматривать это как конкуренцию, – раздался голос позади нее.

Таниша обернулась и увидела Джамала Картера, астробиолога и хранителя генетического банка колонии, стоящего в дверях.

– Джамал, – она слабо улыбнулась. – Что ты делаешь здесь так поздно?

Он вошел, держа две чашки с чем-то дымящимся.

– То же, что и ты, полагаю. Пытаюсь осмыслить невозможное. – Он протянул ей чашку. – Настоящий чай. Из моей личной коллекции.

Таниша благодарно приняла напиток, наслаждаясь редким ароматом настоящих листьев, а не синтетического заменителя.

– Я думала, ты используешь свои привилегии импорта только для семян в Генезисе.

Джамал усмехнулся.

– Чай тоже часть биоразнообразия. И моего личного благополучия. – Он сел напротив нее, глядя на проекции. – Как продвигается каталогизация?

Таниша вздохнула.

– Цифровой Ковчег уже содержит петабайты данных. Базовая информация о большинстве культурных достижений человечества уже здесь. Но после сегодняшнего разговора… – Она покачала головой. – Мишель хочет, чтобы я сократила список до "самого необходимого".

– Как и я, – кивнул Джамал с пониманием. – Она попросила меня пересмотреть критерии отбора для Хранилища Генезис. Сократить список видов, сконцентрироваться на тех, которые критически важны для построения устойчивых экосистем.

Таниша отпила чай, наслаждаясь моментом спокойствия перед лицом неимоверного давления.

– Как ты с этим справляешься? Как решаешь, какие виды спасать, а какие оставить на произвол судьбы?

Джамал задумчиво посмотрел в свою чашку.

– Я создал алгоритм, который оценивает каждый вид по нескольким параметрам: его роль в экосистеме, генетическое разнообразие, потенциальная польза для человечества, уникальность эволюционной ниши. – Он поднял взгляд. – Но в конце дня, Таниша, это всегда субъективно. Мои ценности неизбежно влияют на решения, которые я принимаю.

Таниша кивнула, понимая.

– Но культуру нельзя так легко квантифицировать. Как измерить ценность песни? Или истории, передаваемой из поколения в поколение? Или традиции, которая формирует идентичность целого народа?

– Может быть, и не нужно измерять, – предложил Джамал. – Может быть, вместо того, чтобы пытаться сохранить все в равной степени, стоит сосредоточиться на сохранении разнообразия подходов. Не все произведения Шекспира, а один или два лучших примера того, как он работал с языком и человеческими эмоциями.

Таниша задумалась, рассматривая эту идею.

– Своего рода… культурные семена? Не полные коллекции, а образцы, из которых могут вырасти новые традиции?

– Именно, – улыбнулся Джамал. – В биологии мы часто говорим о минимальной жизнеспособной популяции – наименьшем количестве особей, необходимом для выживания вида. Может быть, стоит думать о "минимальной жизнеспособной культуре" – ключевых элементах, которые позволят сохранить суть человеческой цивилизации.

Таниша почувствовала, как в ее разуме начинает формироваться новый подход.

– Это имеет смысл. Вместо того, чтобы пытаться сохранить все, мы сохраняем сущность, ДНК культур. – Она активировала свой нейроинтерфейс, начиная новую классификацию. – Базовые технологии, формы искусства, философские концепции, языковые структуры…

Джамал наблюдал за ней с теплой