Не в этот раз - Максим Владимов

Впрочем, это не самое важное сейчас. А что самое? Всё по классике: кто виноват и что делать. Ну, виноват в этой жизни завсегда я, так уж повелось, значит, половина вопросов, считай, отпала. Тогда — что делать? А вот тут уже возможны варианты.

Самое простое — аккуратно вспомнить все свои беды и победы хотя бы до развала Союза. Досидеть тихонько до этого момента с минимумом потерь и максимумом приобретений, а там уж развернуться. Попаданец я, конечно, нетипичный — не помню ровно ни черта полезного. Ни шпионов, ни кладов, ни маньяков. Песен не слушал, фильмов не смотрел. Даже с функционерами партийными у меня сложности — чёрт его знает, кто из них кто, за что отвечает, насколько разумен и прочая. Из катастроф помню только взрыв на АЭС в Чернобыле — это вот вопрос серьёзный, кстати. Тут можно и подумать — вдруг удастся предотвратить как-то? Но время пока ещё есть, больше года. Да, не так и много, но по сравнению с одним днём, что я «уже тут» — это почти вечность. Надо хоть немного обжиться.

С этим треком, в принципе, понятно: сидим, лишнего не делаем, здоровье в никуда не тратим, нервы без нужды не треплем. А в девяностых — уже можно и развернуться, так? К материальным благам я почти равнодушен, заводы-газеты-пароходы мне ни к чему, а на кусок хлеба с маслом я точно заработаю. Заработал же как-то в «той» жизни? А тут ещё и послезнание — прям сразу вижу несколько крупных ошибок, дорого мне обошедшихся, устрани их — и всё будет на порядок проще. Да что там ошибки — достаточно примерно помнить курс доллара и тренды на бирже… Тогда остальное побоку, уже года с 98 можно будет заниматься чем-то для души, не думая о поддержке штанов.

Вариант два: попробовать всё-таки что-то сделать не только для себя. Пусть мне и не нравится то, что меня сейчас окружает, и несправедливости тут ничуть не меньше, чем в новой России — просто она другая, но есть тут и такие вещи, которые, как мне кажется, стоило бы сохранить. Это что-то нематериальное, в основном — взаимоотношения людей, настроение, уверенность в завтрашнем дне… материальное есть тоже: какой смысл вбухивать невообразимую прорву ресурсов, вытягивая из многострадальной России все жилы, в то, за что мы, в лучшем случае, потом будем терпеть поток оскорблений? А то и вовсе — воевать?

Конечно, сейчас я не могу ровно ничего — кому нужен шестиклассник? Да и к развалу Союза тоже никак не успеть набрать хоть какой-то вес… Я себя оцениваю реально, за пару лет стать Пионером всея Руси не рассчитываю, и советы мои генсекам вряд ли удастся передать. Да и не послушают они, сказки это всё — Горбачёв вон до самой смерти, похоже, так и не осознал всего, что накрутил и он сам, и люди вокруг него. Не поверил. Всей окружающей его действительности не поверил. А тут — письмо от шестиклассника? Совет? Предсказание? Не. Не в этот раз.

А вот… вчерашний мой… не знаю, как и сказать-то. Голос. Да? Ладно, пусть так будет — сейчас не важно. Не суть. Голос. Это вот вполне может быть фактором! И о-го-го, каким фактором! Очень интересно — откуда это взялось? Как действует? Надолго? Ну, то есть, если я скажу человеку, что чёрное — это белое, он сломается? Навсегда?

И так меня распёрло, что я не утерпел и позвал маму. Прибежала она моментом, выглядит тревожно. А я ей такой бац — мысленно: Скажи МЯУ.

— Мяу! — и смотрит на меня вопросительно. А я молчу. И она молчит.

Помолчали так с минуту, и я попросил как можно жалобнее, вслух на этот раз:

— Мама, а там сырников ещё не осталось?

Мама выдохнула облегчённо:

— Запросто! Сколько хочешь — два, три, тарелку? А может, сгущёнкой их тебе полить⁈

Я еле затолкал обратно в глотку торжествующий вопль «конечно!!!» — это ведь сгущёнка! Но, взяв паузу на минимальное размышление, осознал, что смысла в этом нет: это здесь-сейчас сгущёнка — редкостный деликатес, на строжайшем учёте, в год получается добыть и съесть пару банок от силы — на всю семью. И то не каждую. А я-взрослый уже наелся этой сгущёнки так, что она из ушей льётся, и ничего волшебного в ней для меня больше нет — просто сладкая вредная фигня. Уж на этот раз точно переживу, во всяком случае.

— Не надо сгущёнку, давай так просто. Три штуки. Спасибо!

Мама, уже почти вышедшая за дверь с тарелкой в руках, обернулась и удивлённо на меня посмотрела. Мда. Это что, я тут — невежа, так получается? Нехорошо. Будем исправляться.

И результаты первого эксперимента тоже стоит обдумать.

* * *

Тетрадку я исписал влёт. Сам себе удивляюсь: это, наверное, «наследство» моего нынешнего тела — «я из будущего» от использования ручки решительно отвык, каждый раз необходимость что-то написать от руки в какой-нибудь анкете вызывала сначала панику а потом тоскливую обречённость: наверняка где-нибудь налажаю и придётся переписывать. И никакие мантры а-ля «а где сказано, что все должны уметь гладко писать? Может, у меня 3 класса и четыре коридора?» не помогали, приходилось переписывать, приходилось… А тут — красота: 18 листов совершенно убойных сведений, и это их ведь ещё вспомнить надо было! И никаких тебе особенных проблем, только глаза устали и пальцы немного болят. Правда, и времени прошло немало — солнце за окном уже село, и даже темнеет потихоньку.

Потянувшись, я бездумно вылез из кровати, начал делать что-то вроде гимнастики, пока не опомнился: так рано выздоравливать в мои планы не входило, ещё ж завтрашний день! Беспокойство оказалось напрасным, родителей дома не было — я так увлёкся своими сочинениями, что пропустил момент, когда они ушли. На лыжах катаются, что ли? У нас тут темнота не помеха — в лесу есть освещённая трасса, три кольца: километр, пять и десять. Заботится партия о народе! Ну, точнее, это не партия — линия электропередач заводская, и трассу ежегодно нарезает и поддерживает заводской спортклуб. Но она бесплатна и доступна для всех, не обязательно в клубе состоять. Вот и родители мои, к заводу отношения не имеющие, там катаются каждые выходные, а я сам — так и ещё чаще.

И это мне нравится! И это то, что стоило бы унаследовать будущей