Выжить, чтобы умереть - Сергей Станиславович Юрьев

– Вам надо было освежиться, – уклончиво ответил старшина, жестом предлагая следовать за ним.

Китель высох моментально, более того – он стал абсолютно чистым и, казалось, даже отглаженным. После такого «душа» ванна действительно была бы потерей времени.

Путь на мостик оказался неблизким – по палубе, длинным узким стальным коридорам, нескольким трапам, ведущим все выше и выше. Наконец старшина остановился возле узкой стальной двери, стал сбоку от нее по стойке «смирно» и отдал честь.

– Сюда? – на всякий случай поинтересовался командор.

– Так точно! – бодро отрапортовал старшина.

– Мне входить?

– Так точно!

– Дальше проводишь?

– Никак нет!

– Почему?

– Вход на мостик разрешен лишь командиру и старпому.

– А кто был раньше старпомом?

– Никто! Разрешите идти?!

– Идите.

Старшину буквально ветром сдуло, он нырнул в ближайший проход, и его башмаки загремели по стальным ступеням.

Торопливое бегство бравого матроса несколько смутило Матвея – для того, похоже, пройти на мостик было все равно что оказаться в клетке с тиграми. И действительно, когда он открыл дверь, оказалось, что отсюда вид совсем иной, чем с палубы линкора. Небольшие квадратные окна открывали обзор на три стороны света, и за ними простирался океан кипящей лавы. Из него то и дело всплывали черные островки, которые, испаряясь, превращались в клочья черного тумана, поднимавшегося вверх, к такому же абсолютно черному своду, простиравшемуся до горизонта. Контр-адмирал стоял неподвижно, вглядываясь вдаль. Матвею пришлось кашлянуть, чтобы обозначить свое присутствие, но тот и на это не обратил ни малейшего внимания. Тогда новоиспеченный старпом стал рядом с ним, взял с приборной доски бинокль, точно такой же, как у командира, и начал пристально вглядываться в самый ближний из всплывших кусков черной материи. Сквозь мощную оптику стало видно, что тьма не столь уж однородна, что она клубится и пенится, что она меняет формы, и в ней проявляются то фрагменты человеческих тел, то искаженные страданием лица, то оскаленные морды уродливых чудищ.

– Косаку, зачем мы здесь? – Пейзаж был настолько мрачным и угнетающим, что Матвей не удержался от вопроса.

– Не Косаку, а господин контр-адмирал, – в который раз поправил его японец.

– Господин контр-адмирал, какого черта мы тут делаем?! Неужели ты надеешься навести здесь порядок? Разве можно превратить уродство в красоту, зло в добро, жестокость в милосердие? Или ты хочешь чего-то иного? Скажи, зачем тебе все это надо?

– Один-единственный корабль меняет весь пейзаж, – медленно произнес Аруга после долгой паузы. – Появление корабля! Оно перестраивает все. Система бытия дает трещину, она втягивает корабль в морские дали. И в этот момент меняется все. Мир, существовавший за миг до появления корабля, отброшен. Корабль и явился ради того, чтобы мир, который держался на его отсутствии, прекратил свое существование. Море бесконечно, ежесекундно меняет оттенки. Плывут облака. И появляется корабль… Что каждый раз происходит? В чем состоит рождение нового?

– Сам сочинил?

– Нет. Один мудрец в древности. Он жизнь отдал за эти слова.

– А ты?

– Что я?

– Как ты умер?

– Я не умер. Я лишь прекратил существование своей прежней телесной оболочки, которая здесь была слишком слаба и уязвима. Я сделал себе сеппуку, и это было очень больно. Рядом не оказалось друга, который отрубил бы мне голову.

– А здесь-то ты зачем?

– Здесь идет война…

– Против кого! Хаос – он и есть хаос, и как твои орудия могут сделать его иным?

– Вы не понимаете, командор…

– Объясни.

– Орудия здесь ни при чем. Не только порядок и гармонию, но и хаос порождают чьи-то желания. Он не возникает сам по себе. За жестокостью, кровью, болью, низменными срастями стоит чья-то воля. Тот, кто создал человека, спрятал внутри него зверя, и все тысячелетия, что мы существуем, он смотрит, способны ли мы этого зверя укротить. Здесь воля – против воли, убеждения – против убеждений. Линкор – только инструмент. Мы вошли в мир, принадлежащий тем, кого пожрал собственный зверь.

– А разве Дядя Сэм и его компания отличаются милосердием?! Они что – ангелочки?

– Страшна не жестокость. Страшна бессмысленная жестокость.

– Ладно. Будем считать, что мы не совсем друг друга поняли. Когда и где ты меня высадишь?

– Все равно: хоть здесь и сейчас. Но лучше это сделать там, где вероятнее встреча с твоей подружкой. Ты забыл, что отсюда не выбираются поодиночке.

– Ты думаешь, у меня есть шанс? Сам-то почему выпустил себе кишки?!

– Не стало смысла жить. Йоко ушла к другому. Йоко предпочла Джона. После этого лучшее, что я мог получить от собственного существования, – этот корабль. И не задавай мне больше дурацких вопросов.

Глава 26

Зло лишено всякой основы. Все это лишь обман зрения, иллюзия, фокусы, которыми можно отвлечь публику и завладеть ее деньгами. В чем сила фокусов? В ловкости рук, в безумной скорости – такой, что человек не успевает как следует всмотреться в происходящее. А если бы он смог рассмотреть все спокойным, трезвым, острым взглядом, то заметил бы грубую ложь и фальшь. И только быстрота происходящего позволяет его чувствам ошибиться.

Йосеф-Юзл Горовиц, мыслитель, толкователь Торы, XIX–XX века

Дверь за спиной с грохотом захлопнулась, и ей вдруг захотелось вернуться, биться до изнеможения в стальную плиту, преграждающую обратный путь. Сырой, попахивающий плесенью воздух подземелья и мгновенно сгустившаяся тьма повергли принцессу в беспросветное уныние. С каждым шагом будущее представлялось страшнее и безнадежнее. Она остановилась, почувствовав, что не может заставить себя идти дальше – в черную пасть неизвестности. Наверняка фантом Тейла, который явился ей во сне и стал реальностью, был не самым страшным из того, с чем ей предстояло здесь столкнуться. Хоть бы самый тусклый лучик света пробился сквозь какую-нибудь щель, и стало бы чуть-чуть легче… Желание! Здесь желания становятся реальностью – как можно было забыть об этом? Анна протянула вперед руку, раскрыла ладошку, и на ней вспыхнул крохотный синий холодный огонек, который постепенно разгорался и вскоре озарил стены узкого прохода. Она понимала, что сейчас она лишь сделала себя заметной для тех чудовищ, которые наверняка поджидают ее там – впереди. Но оставаться в темноте было просто невыносимо. Огонек не освещал пути, он только бил в глаза, и она пересадила его на голову. Теперь стало легче – по крайней мере, хоть что-то видно – грубо отесанные стены, щербатые каменные плиты под ногами просматривались на несколько шагов вперед. Надо было идти дальше. Возвращаться нет смысла. Там ее никто не ждет. Там никто не хочет ее возвращения. Да, досадно, что ее недавнее видение привело к жертвам, но почему-то