Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

Мирослав перевёл взгляд в сторону переулка. Тьма там казалась плотной, как смола, но он всматривался в неё, будто пытаясь разглядеть что-то, что могло бы дать ему ответ на те вопросы, что роились в голове. И чем дольше он смотрел, тем яснее понимал — ответов там нет. Там есть только пустота.

— Если ты останешься, они не остановятся, — произнёс Николай, и его голос прозвучал так, будто он говорил это не впервые, будто уже произносил эти слова, может быть, кому-то другому, может быть, себе самому. — Это не просто проверка, Мирослав. Это игра на выживание.

Мирослав не ответил. Он лишь слушал этот голос, чувствовал, как каждое слово оседает внутри него, заполняет его пустоту. Да, он знал это. Да, он понимал. Но понимание не делало этот выбор легче.

В этот момент ветер снова качнул воздух, взъерошил волосы, и Мирослав вдруг подумал, что в этой ночи есть что-то живое, что-то, что наблюдает за ними, дышит рядом, подслушивает их разговор. Он почувствовал, как в груди что-то сжалось, какое-то странное, инстинктивное предчувствие, почти животное ощущение, что он стоит не на мосту, а на краю пропасти, и кто-то невидимый уже вытянул к нему руку, уже готов подтолкнуть.

«Это не игра. Это охота. И я уже не наблюдатель».

Он посмотрел на Николая, но тот уже не смотрел на него. Он смотрел в темноту, туда, где не было ничего, кроме переулка, и в этом взгляде было что-то, чего Мирослав не мог понять. Или не хотел. Потому что понимание делало бы всё окончательным.

Мирослав вздохнул. Он чувствовал, как ночь сжимается вокруг них, как она становится теснее, как город превращается в клетку, невидимую, но не менее реальную.

Он знал, что сделает следующий шаг.

И знал, что этот шаг уже нельзя будет вернуть.

Николай, наконец, делает глубокий затяжной вдох, позволяя едкому табачному дыму наполнить лёгкие, задерживает его там на мгновение, словно смакуя, а потом медленно выпускает в ночь. Дым, извиваясь, растворяется в холодном воздухе, точно так же, как растворяется прошлое — медленно, неумолимо, окончательно. Он не смотрит на Мирослава, а просто устремляет взгляд в бескрайнее чёрное небо, которое растекается над их головами, будто тяжёлый потолок, давящий на мысли, на чувства, на саму реальность.

— Ладно, — говорит он, и в его голосе нет ни удивления, ни осуждения, ни даже облегчения. Просто факт. — Значит, ты остаёшься в деле.

Его пальцы ловким, отработанным движением тянутся к внутреннему карману, достают сложенный вдвое лист бумаги. В этом движении есть что-то слишком привычное, словно он делал это десятки раз. Он протягивает бумагу Мирославу, не спеша, как будто ожидая, что тот может передумать, что его рука не примет этот клочок, а опустится обратно в карман халата.

Но Мирослав принимает. Его пальцы ощущают шероховатую, тонкую текстуру бумаги, её хрупкость, её лёгкость, её иллюзию простоты. В этом клочке заключено гораздо больше, чем просто буквы и цифры. Это дверь. Или приговор.

— Что это? — его голос звучит ровно, почти без эмоций, но он чувствует, как что-то неуловимо дрожит внутри, невидимо, глубоко, в самом сердце.

— Место. Сегодня ночью. Там мы узнаем, с кем ты имеешь дело.

Мирослав медленно разворачивает бумагу. Всего одно слово. Адрес. Чёткий, выведенный ровными буквами, словно приказ, без излишеств, без пояснений. Адрес, который говорит сразу обо всём и ни о чём одновременно.

Внутри него поднимается глухое чувство. Оно не страх, не волнение, даже не предчувствие. Это знание. Тёмное, тяжёлое, окончательное. Он знает, что теперь не сможет отступить, что этот момент уже зафиксирован, что он уже сделал выбор, который невозможно развидеть, невозможно перечеркнуть, невозможно передумать.

Он слышит, как рядом Николай снова затягивается сигаретой, но на этот раз молчит. Слишком долгую, слишком тяжёлую паузу прерывает лишь его сухой, едва слышный вопрос:

— Когда?

— Через два часа.

Время. Оно сжалось. Два часа — это слишком много и слишком мало одновременно. Два часа — это миг между прошлой жизнью и тем, что придёт после. Что за ним будет — тьма или свет? Судьба или конец? Остаётся лишь ждать. Лишь дышать этим воздухом, в котором уже нет ничего, кроме пустоты.

Молчание затягивается. Оно растекается между ними, как вязкая, липкая тень, слишком весомая, чтобы её можно было нарушить словами. Мирослав чувствует на себе взгляд Николая — прямой, твёрдый, изучающий. И в этом взгляде есть что-то, что трудно понять, трудно разобрать до конца. Это не просто взгляд человека, который передаёт информацию, и не просто взгляд наблюдателя. В нём что-то большее. Вопрос. Или, может быть, прощание.

— Если хочешь выжить — научись быть хищником, — тихо говорит он, и в этих словах больше, чем совет.

В них истина. В них угроза. В них тот путь, по которому придётся идти. Без возврата.

Мирослав не отвечает. Что тут отвечать? Он уже знает. Всё уже сказано.

Он лишь сжимает бумагу в кулаке, ощущая, как она хрустит, поддаваясь его силе. Её тонкие края впиваются в кожу, и в этот момент он осознаёт, что держит не просто лист. Он держит точку отсчёта. Линию, которая разрезала его жизнь на «до» и «после».

И он уходит в ночь.

Город встречает его холодом. Густым, пронизывающим насквозь, вползающим в одежду, под кожу, в самую суть его мыслей. Фонари освещают мокрую мостовую ртутными отблесками, в лужах отражается искорёженный свет, будто ломанные зеркала, не показывающие правду, а только её фрагменты. Он идёт, и каждый шаг звучит слишком отчётливо, слишком громко, как будто улицы города стали коридорами пустой, заброшенной тюрьмы.

Его мир теперь — это тени, это улицы, которые скрывают больше, чем показывают. Это взгляды, которые он больше не видит, но знает, что они есть. Это воздух, пропитанный напряжением, таким тонким и острым, что можно порезаться.

«Теперь это мой мир».

Он больше не наблюдатель. Не сторонний участник. Он внутри. Он часть этого.

И уже не имеет значения, хочет он этого или нет.

Глава 29

Архив: первый неудачный ход

* * *

Москва окутана влажным ночным воздухом, пропитанным пылью и отголосками дня, который уже давно отступил, но его напряжение не