Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

За дверью снова раздались шаги. Слышно было, как кто-то дёргает ручку.

— Они здесь!

Мирослав замер.

— Давай, шагай! — Николай резко вытянул к нему руку.

Но Мирослав не мог. Не сразу. В груди всё сдавило, точно кто-то сжал его сердце ледяной хваткой. Он представил, как их схватят прямо сейчас, как их силой выволокут из архива, как врежутся в лицо лучи фонарей, а потом — тьма.

— Мирослав! — голос Николая хлестнул по нервам, как удар плетью.

Он схватился за подоконник, подтянулся, стараясь не думать, что руки слабеют, что сил может не хватить.

Из-за двери донёсся ещё один голос, грубый, чужой:

— Дверь поддаётся!

Николай ухватил его за предплечье, но силы у него были те же, что и у Мирослава — не хватало той грубой мощи, которая позволила бы вытянуть его наверх одним движением.

Но выбора не было.

Мирослав собрал последние силы, оттолкнулся ногами, чувствуя, как пальцы соскальзывают, как ладони Николая сжимаются, удерживая его в этом пограничном положении — между бегством и пленом.

И в следующую секунду он оказался на той стороне.

Они рухнули вниз, прямо на влажный асфальт узкого переулка за зданием.

«Мы выбрались».

Но Мирослав даже не успел перевести дыхание.

На улице их уже ждали.

Ночь рассыпалась осколками света. Мирослав даже не успел почувствовать твёрдость земли под собой после падения — как только его пальцы коснулись влажного асфальта, он уже знал, что это не конец. Это только начало.

Где-то над ними, в проёме разбитого окна, всё ещё звенели последние осколки, падая вниз, как поздний дождь. А там, в темноте коридоров, осталась тишина — но это была тишина перед выстрелом. Он чувствовал её затылком, спиной, каждой клеткой своего тела.

И вот.

Свет фонарей полоснул по их силуэтам, резкий, беспощадный.

Казалось, что сам город вздрогнул от этого внезапного вторжения, но на самом деле это вздрогнул он сам, не успев привыкнуть к мысли, что за ними уже пришли. Несколько фигур в длинных плащах, тёмные, тяжёлые, шли к ним, без спешки, с той уверенностью, которая бывает у охотников, когда жертва загнана в угол.

— Они знали, — шёпотом выдохнул Мирослав, но голос его был пустым, не имеющим смысла. Конечно, знали. Они просто ждали.

Николай сжал его запястье так сильно, что костяшки пальцев побелели.

— БЕГИ!

И он побежал.

Всё остальное стало размытым вихрем — холодный воздух разрывал лёгкие, дыхание сбивалось, асфальт уходил из-под ног, а темнота подворотен становилась единственным их союзником. Мирослав не помнил, как перестал думать. Он просто двигался, следуя за Николайем, который, кажется, инстинктивно знал, куда свернуть, где повернуть, где замедлиться, чтобы враги промчались мимо.

Шаги за ними множились, будто улицы города сами выталкивали на их пути всё новых и новых преследователей.

Переулок. Они ныряют в него, сминая плечами тёмную ночь, едва не спотыкаясь об выбоины в мостовой. Но тени продолжают следовать за ними, их шаги отдаются эхом в узких коридорах дворов.

Они пытаются оторваться.

Но этот город слишком хорошо знает, как ловить тех, кто решает побежать.

«Это не погоня. Это приговор».

Их загоняют. Как кроликов. Как тех, кто не смог рассчитать своих шагов.

И вот первый выстрел.

Ночь разрывает глухой хлопок.

Мирослав рефлекторно пригибается, спотыкаясь, и Николай дёргает его за рукав, не давая упасть.

— Держись!

Бег продолжается. Они мчатся через дворы, петляют между стенами домов, скользят по мокрому асфальту, чувствуя, как город дышит им в затылки.

Но у города есть законы.

И тот, кто решает ослушаться, должен знать, что его дыхание может стать последним.

Глава 31

Побег

Ночь в Москве была глухой, вязкой, как осенний туман, оседающий в переулках, впитывающий в себя крики, шаги, шёпот опасности. Воздух пропитался запахами угля и мокрого камня, сырость липла к коже, проникая под одежду, но Мирослав ничего этого не замечал. В тот миг, когда Николай крикнул «БЕГИ!», реальность сузилась до одного — движения. Остальное потеряло смысл.

Он бросился вперёд, едва успев осознать, что делает, ноги сами находили путь, перескакивая через выбоины в мостовой, отталкиваясь от сырой земли. Сердце билось неравномерно, точно сломанный метроном. Мир вокруг размывался, превращаясь в рваные всполохи света и теней. Фонари, отражаясь в лужах, рассыпались тысячами искр, словно беспомощные свидетельства его провала.

Шаги позади становились всё чётче. Кто-то двигался ровно, уверенно, не спеша. Эти люди не боялись, не бросались в погоню с суетливостью охотников, которым дорога каждая секунда. Они знали, что жертва загнана, знали, что у неё нет выхода.

«Они играют с нами. Как кошка с мышью. Они не торопятся, потому что уверены, что мы уже у них в руках».

Николай бежал рядом, его дыхание было хриплым, но ровным. Он не говорил ни слова, но Мирослав чувствовал его напряжение, как натянутую струну. Они оба понимали — если их догонят, то всё кончено.

Мирослав резко свернул за угол, врезаясь плечом в холодную кирпичную стену, боль пронзила руку, но он не замедлился. Николай тут же последовал за ним. Узкие улицы, тесно прижавшиеся друг к другу дома, нависшие балконы и горбатые мостовые — всё казалось таким же, каким было всегда, но теперь эти улицы стали их врагами. Они тянулись бесконечно, превращая каждый поворот в возможную ловушку.

Бумага, сорванная порывом ветра, ударилась в его лицо, закрывая обзор. Мирослав машинально сорвал её, и на мгновение ему показалось, что на листке проступают буквы — как предупреждение, как знак того, что он зашёл слишком далеко.

«Если нас догонят, это конец».

Позади послышался сухой звук. Тот, кто шёл следом, наконец решил, что хватит игры.

Теперь началась настоящая охота.

Город дышал в спину, заполняя лёгкие влажным воздухом, перемешанным с гарью, сталью, ночным холодом и далёким эхом чьих-то шагов, неспешных, но неотвратимых. Москва, которую Мирослав знал, исчезла. Осталась только бесконечная вереница мрачных переулков, грязных стен, глухих закоулков, ведущих то ли в спасение, то ли в ловушку.

Они свернули за угол, и улица метнулась им навстречу, как раскрытая пасть, засыпанная отбросами. Мирослав споткнулся