Светлый Властелин Тьмы - Майер Хейдес

и этот монстр в человечьем обличии. Внутри меня что-то начало надрываться, из-за чего у меня спирало дыхание, а тело горело будто его кипятком опрыскали. Нет, я понимал, что этот мир нихрена не добрая сказка, но окунаться в такое дерьмо было почти физически больно. Кельда видела мое состояние и сказала, что мне нужно удалится для обдумывания решения. Она чувствовала, как меня трясет от едва сдерживаемого бешенства. Мышцы вздувались и снова возвращались к нормальному состоянию. Крайне странное чувство. Я пытался глубоко дышать, но это мало помогало. Со злостью сорвал с себя перчатку и посмотрел на руку. Под синей кожей выступали золотые вены и на пальцах появились короткие когти. Но самым страшным было не это… Рывком подняв рукав одеяния, я на предплечье заметил появление подобия чешуек или какой-то плотной кожи, узором напоминающей не то дракона, не то демона какого-то. Данное зрелище меня натурально ужаснуло, и гнев почти мгновенно стих, а вслед за ним и вены погасли.

Когти через пару минут медленно и неприятным чувством втянулись обратно, из-за чего фаланги немного кровоточили. А постепенно и подобие чешуи разгладилось и стало почти незаметным, но не исчезло полностью. Я просто сидел и немигающим взглядом смотрел на свою руку и пытался понять. Какого хера сейчас было и почему я от злости начал мутировать? Повелители же вроде защищены от изменяющего воздействия зла… Да и все это выглядит странно… Слишком странно и непонятно. Правда мой долгий взгляд на руку Кельда восприняла как страх от превращения в монстра и обхватила мою руку своими.

— Майрон. — Медленно поднял свои глаза к ее. — Даже если ты изменишься, ничего страшного не случится. И ничего не изменится. — Из меня вырвался хриплый инфернальный смешок.

— Все сложнее чем ты думаешь… Я не понимаю, что это и почему оно так происходит. Стал слишком подвержен эмоциям, и они начинают брать надо мной верх. Думал зло есть в каждом, но на фоне этого… Я впервые сталкиваюсь с чем-то настолько омерзительным. — Мать разумеется «молчала», как будто то, что со мной происходит нормально. Но я думал… На самом деле несмотря на каменное лицо под маской и внимательный взгляд, мысли в коей то веки были относительно спокойны и соответствовали внешнему виду. Кельда ласково помогла мне одеть перчатку, но уже не решалась сказать мне еще что-то.

Эта вот странная поддержка и покорность до сих пор вызывают у меня смешанные чувства. Но я чувствую ее эмоции и прекрасно вижу ее волнение и искреннюю любовь. Легкий жест чуть расставленных рук и та с готовностью отдается в мои объятия. Получив же эдакую «кошку» на руки, я снова вернулся к мыслям. Старика я уничтожу самым жестоким и ужасным способом на какой только способен и не дам умереть долго. Эта тварь будет страдать. Что именно меня вывело из себя настолько? Я крепкий и тертый мужчина, но даже чертов Рудольф был немного бледен, когда рассказывал о его преступлениях и выводил «свидетелей»

Но начать стоит издалека. Арчибальд был самым обычным мужчиной на первый взгляд, и обладал хорошей репутацией в городе. Долгие годы был охотником и в целом не производил впечатление плохого человека. А потом женился и окончательно стал душой компании. И, казалось бы, все прекрасно, да только вот в мужике зрела одна жажда. Очень темная и злая. Желание поохотится не просто на какую-то дичь, а на других охотников. И да, в один из дней он решил загнать и убить другого человека, а не животное. Ну а потом освежевал его как зверя и приготовил. Надо отдать ему должное, эта сволочь действовала максимально осторожно и тихо, никто ничего не подозревал, а от остатков тела он избавился, бросив их на территории волков, куда охотники ходят редко. А потом он принес немного приготовленного мяса своей жене… Разумеется этого ему было мало, и потом в течении долгих лет он периодически охотился на других охотников. Только вот этого ему в один из моментов стало мало. И ладно бы только это, ладно бы его «поваренная книга» где он описывал как лучше готовить «специфическое мясо», это бы не вывело меня в состояние такого бешенства. Нет… Он зашел гораздо дальше в своих темных желаниях и жаждах. С каждым годом в нем было все меньше человеческого, но он очень хорошо изображал из себя достойного члена общества.

У него, разумеется, были дети, мальчик и девочка, только вот такое чудовище как он не в состоянии любить по-настоящему. Если честно, выслушивать всех «свидетелей» и тех, кто замечал некоторые странности было для меня настоящим испытанием, но благо железная маска тщательно скрывала мои реальные эмоции. Это был настоящий суд, в котором он не пытался оправдаться. Он неотрывно смотрел мне в глаза, будто пытался что-то в них для себя увидеть. В своей жестокости и извращениях Арчибальд зашел слишком далеко. Поначалу он просто играл роль хорошего семьянина, и вел себя более чем прилично, но потом начал уделять своим детям «странное внимание» как говорила его жена. Умный и хитрый он не переходил определенных граней и не вызывал подозрений, но ему очевидно хотелось попробовать для себя нечто новое. Потому для «игр» он крал чужих детей. Тогда как раз действовал оскверненный дух, и дети пропадали. Свои собственные грехи он тоже скидывал на несчастного зверя. В полной мере я не хотел бы описывать все его чудовищные преступления, но детское мясо он находил наиболее нежным и вкусным. После допроса легионеров, от его рук осталось мало живого, но он не выглядел так, будто его долго пытали. Ни капли страха, никакого сострадания, почти игнорирование боли. Жуткая тварь.

Впрочем, не одним каннибализмом эта тварь отличилась. Его «игры» с детьми были ничуть не менее чудовищны. Я сам далеко не святой, но о таком только слышал и смотрел в кино в прошлой жизни. Пытки, изнасилования, невыполнимые условия навроде того, чтобы дети не издавали при этом ни звука, а потом он еще и кормил их друг другом. Особенно забавно ему было заставлять брата или сестру есть друг друга, пока он с кем-то из них развлекается. Когда легионеры ворвались в его тайное убежище в лесу, выживших детей пришлось добить из жалости. Я лично не видел, что именно там было, но матерые воины мужики были бледны и Прокул едва смог сохранить дисциплину. Солдаты никак не связанные и ни разу в жизни, не видевшие этих детей,