Ковыряла - Павел Сергеевич Иевлев

мешало… Но я не верю. Она и не вспоминала, мне кажется. Они с отцом обсуждали всякое, а я подслушивала. Так вот, у неё, оказывается, был какой-то план, связанный с детьми, помнишь, я тебе про «детский сад», рассказывала? А потом мама разочаровалась в плане, и я стала не нужна. Знаешь, как обидно, когда не нужна собственной матери?

— Нет, — честно сказал я. — Не знаю. Я-то отродясь никому не нужен был. Разве что Таришке, да и той за токи.

— Да, конечно, — вздохнула Козя. — Ты прав. Я, наверное, зря сопли распустила. Просто… Так надеялась… Эх…

Девчонка упёрлась мне в плечо носом и тихо заплакала. Я осторожно высвободил руку, обнял её, притянул к себе, сказал смущённо:

— Ну ладно, что ты прям. Не реви. Обойдётся как-нибудь. Вот увидит мама, какая ты хорошая девочка, и поймёт, что ошибалась. Будет тебя любить и гордиться, как ненормальная.

— Врёшь, — мрачно сказала Козя. — Ты так не думаешь.

— А вот и не угадала. Ты правда умная, упёртая и вообще норм. Настоящая дро.

— И пролезаю в трубы?

— Слышала, да?

— Ага. Вот отец удивился, наверное!

— Да уж, представляю, — хмыкнул я. — Как он тебе?

— Не поняла пока. Мне нравится идея, что у меня есть отец, но, мне кажется, мы оба не знаем, что с этим делать.

— Я думаю, если вас оставить вдвоём, без матери, вы бы подружились. Он не такой… как она, — я пропустил пару пришедших в голову определений, потому что Каролина, какая она там ни есть, всё-таки Козина мама. Девчонке вряд ли было бы приятно услышать, что я про эту тётку думаю.

— Да, он вроде бы добрый, — согласилась Козябозя. — И в маму влюблён, вот она им и крутит как хочет. Никлай говорил, что мама была его начальницей, и папа до сих пор её слушается. Ещё ему правда нравятся кланы, это ведь он их придумал. Типа там, где он вырос, тоже были кланы и пустыня, вот и сделал улучшенную версию. А вот маме они просто зачем-то нужны… Слушай, Тиган…

— Что?

— Клановые же не швыркают дышку?

— Ну, не то чтобы совсем, — удивился вопросу я. — Те, которые в город мотаются, иногда употребляют, я видел. Если курево кончилось или с похмела. Но, конечно, не так как в низах. А чего ты вдруг вспомнила?

— У мамы в машине до Креоновой задницы дышки. Я видела, как она давала её клановым. Причём так, чтобы другие не видели. А когда заметила, что я смотрю, рассердилась и отправила спать сюда. «Вали, — сказала, — к своему говнючью позорному!» — Козя хихикнула и шмыгнула носом. — А ведь я и сама позорное говнючьё, до неё просто не дошло ещё.

— А может, дошло, и поэтому она так бесится, — предположил я. — Но это она зря. Я же больше не интик, а клановый техн.

— Я тоже в школу не вернусь, наверное, — сказала задумчиво Козя. — Не сейчас.

— А чего так?

— Хочу остаться с родителями. Они не против в целом. Отец так точно. Мама… Не знаю. Не уверена. Но я ведь только-только её нашла! Не могу же просто вернуться в город и жить дальше, как будто этого не случилось! — девчонка опять захлюпала носом.

— Не реви, — сказал я. — Всё будет норм. Сегодня криво вышло, ну так сюрприз же. Никто не ждал, что вы встретитесь. Завтра и ты поймёшь, чего тебе хочется, и родители твои тоже. Спи давай, утром разберёмся.

* * *

Утром нас разбудили крики и шум, прогремела пара выстрелов. Мы с Козей выскочили наружу и увидели, как по проезду тащат двух избитых в кровь клановых. Здоровенных, с силовой имплухой, но растерянных и не сопротивляющихся. Их волокли под руки, награждая пинками, под вопли «Према убили! Грыч и Хлебало грохнули према!»

— Что происходит? — спросил я Козю.

— Не знаю, — ответила она. — Но вряд ли что-то хорошее.

Когда через пару часов суета улеглась, мы узнали, что под утро двое клановых ввалились в модуль к прему и принялись его убивать. Голыми руками, что при наличии силового сета само по себе оружие. Дербан мужик неслабый, отбивался как мог, но Грыч и Хлебало были не в себе, силища пёрла так, словно у них сеты денерфнулись. В общем, забили према насмерть, хотя и сами огребли. На шум прибежали соседи, еле-еле скрутили их толпой. Хотели сразу грохнуть, но Дербана, сестра према, запретила. Послушались её не сразу, пришлось стрелять в воздух, но своего добилась, убийц заперли.

— Хочет выяснить, что случилось, — пояснил мне Шкворень. — Грыч и Хлебало ребята дурковатые, но против према ничего не имели. Все вообще без понятия, с чего вдруг такая байда. Дербана теперь, по всем понятиям, временный прем, ей кровь из носу надо понимать, что в клане за фигня.

— А сами эти двое что говорят? — спросил я.

— А ничего. Вырубились и валяются.

— Мне показалось, что, когда их тащили, они не втыкали, что происходит.

— Вот и я так думаю, — согласился Шкворень. — Срань какая-то. Я ребят знаю, если бы они на Дербана были в залупе, то орали бы на весь лагерь. Прийти ночью и молча грохнуть ну вообще не про них.

Весь день клан бурлил, никто ничего не делал, все обсуждали случившееся. Отчего-то самой главной версией стало, что убийцы связаны с городом. Они, мол, как раз на днях мотались на Средку, и там их подкупили городские, потому что в городе ненавидят кланы. Типа прем Дербан с его картофаном и самогонным бензом, мог обеспечить клану настоящую свободу, реально нагнуть город, вот его и грохнули. Поэтому надо за него отомстить, вломить городским как следует, чтобы знали!

К вечерней сходке народ уже накручен так, что дальше некуда, и Дербану, которая призывает всех не спешить и разобраться, практически не слушают. Клановые орут: «Нагнём город!» Они размахивают дробовиками, а многие уже с обеда поминают убитого према, поэтому страсти кипят. Только-только новоиспечённая временная премша добилась относительной тишины, как прибежал клановый с вестью, что Грыч и Хлебало сдохли. Кто-то влез в запертый модуль и вбил им большую отвёртку в глазницу. Сначала одному, потом другому, у которого в глазу она